Николай Борисов - Иван III

Таково было положение дел в правление Василия III. Вряд ли оно сильно отличалось от того, которое существовало при Иване Великом.

В Судебнике Иван III обязывает своих бояр не уклоняться от исполнения зачастую хлопотных и отнимающих много времени обязанностей судьи. Но при этом к участию в суде он требует привлекать и представителей местного самоуправления. (Статья 38. «А бояром или детем боярским, за которыми кормления с судом с боярским, имутъ судити, а на суде у них быти дворъскому, и старосте и лутчимъ людем. А без дворского, и без старосты, и без лутчих людей суда наместником и волостелем не судити…») В этом новшестве открывалась далекая перспектива: в XVI столетии расширение прав местного самоуправления становится действенным оружием монархии в ее борьбе с произволом бояр-наместников — этих всесильных и своекорыстных «губернаторов» Московской Руси.

В Судебнике 1497 года причудливо переплетаются самые противоречивые тенденции. Однако их общим знаменателем являются порою глубоко скрытые интересы и настроения самого государя. Упорядочивая систему суда, Иван III в то же время делает ее более жестокой. Судебник вводит в процесс дознания пытки особо опасных преступников. (Статья 34. «А которому дадут татя (грабителя. — Н. Б. ), а велят его пытати, и ему пытати татя безхитростно, а на кого тать что взговорит, и ему то сказати великому князю или судии, которой ему татя дасть, а клепати (оклеветать. — Н. Б. ) ему татю не велети никого…»)

Судебник не раскрывает характера этих пыток. Однако об этом подробно рассказывает С. Герберштейн: «Они строго применяют меры правосудия против разбойников. Поймав их, они первым делом разбивают им пятки, потом оставляют их на два-три дня в покое, чтобы пятки распухли, а затем разбитые и распухшие пятки велят терзать снова. Чтобы заставить преступников сознаться в грабеже и указать сообщников злодеяний, они не применяют никакого иного рода пыток. Если призванный к допросу окажется достойным казни, то его вешают. Другие казни применяются ими к преступникам редко, разве что они совершили что-нибудь слишком ужасное.

Воровство редко карается смертью, даже за убийство казнят редко, если только оно не совершается с целью разбоя. Если же кто поймает вора с поличным и убьет его, то остается безнаказанным, но только при том условии, что он доставит убитого на государев двор и изложит дело, как оно было…

Немногие из начальников имеют власть приговаривать к смертной казни. Из подданных никто не смеет пытать кого-либо. Большинство злодеев отвозится в Москву или другие главные города. Карают же виновных по большей части в зимнее время, ибо в летнее этому мешают дела военные» (4, 118).

Для закоренелых преступников («ведомых лихих людей») устанавливается смертная казнь. Та же участь уготована «государскому убойце (холопу, убившему своего господина. — Н. Б. ) и коромолнику (государственному преступнику, мятежнику. — Н. Б. ), церковному татю (похитителю церковного имущества. — Н. Б. ), и головному (похитителю людей. — Н. Б. ), и подымщику (зачинщику мятежа. — Н. Б. ), и зажигалнику (поджигателю. — Н. Б. )» (статья 9). Вор, впервые пойманный на краже, приговаривается к «торговой казни» — публичному битью кнутом на торговой площади.

В этом ожесточении законодателя угадывается ответная реакция на рост преступности и особенно — тяжких ее форм. Не случайно именно Иван III вынужден был для прекращения грабежей установить на улицах Москвы решетки, которые в ночное время запирались и охранялись крепкими караулами (4, 132).

Судебник Ивана III подтверждает правомерность весьма архаического института «Божьего суда». Его конкретной формой признается судебный поединок — так называемое «поле». Истец и ответчик в присутствии официальных лиц вступают в боевую схватку. Им разрешается использовать любые виды оружия, кроме лука и пищали. Победитель признается правым и в судебной тяжбе. В случае невозможности для одной из сторон лично участвовать в поединке (женщина, старик, инвалид, несовершеннолетний) закон разрешает нанимать профессионального бойца. В таком случае и другая сторона обычно обращалась к услугам профессионалов. Судебный поединок постепенно превращался в схватку двух наемных гладиаторов. (Церковь осуждала судебные поединки. Известно, что митрополит Фотий (1408–1431) запрещал священникам давать причастие тем, кто собирался вступить в такой поединок. За убийство, совершенное во время поединка, полагалось отлучение от церкви. Убитого на «поле» не разрешалось хоронить как христианина (46,518).)

Судебник 1497 года подтверждает старинное правило, согласно которому проступки церковных людей должен судить их епископ. (Статья 59. «А попа, и диакона, и чернъца, и черницу, и строя, и вдову, которые питаются от церкви Божиа, то судить святитель или его судия. А будет простой человек с церковным, ино суд вопчей…») Однако на деле великий князь и его наместники нередко нарушали это положение. Говоря о лице духовного звания, С. Герберштейн замечает: «Если же его обвиняют в краже или пьянстве или если он впадает в какой-нибудь иной порок такого рода, то подвергается каре суда мирского, как они выражаются. Мы видели, как в Москве пьяных священников всенародно подвергали бичеванию; при этом они жаловались только на то, что их бьют рабы, а не боярин.

Несколько лет назад один наместник государев велел повесить священника, уличенного в краже. Митрополит пришел по этому поводу в негодование и доложил дело государю. Призвали наместника, и он ответил государю, что по древнему отечественному обычаю он повесил вора, а не священника. И после этого наместника отпустили безнаказанным…» (4, 90).

Вмешательство великого князя в юрсдикцию церковных властей, жестокие кары духовных лиц стали обычным явлением уже при Иване III. Под 6996 годом (1 сентября 1487 — 31 августа 1488 года) летопись сообщает: «Тое же зимы бита попов новугородских по торгу кнутьем, приела бо их из Новагорода к великому князю владыка Генадей, что пьяни поругалися святым иконам; и посла их опять ко владыце. Тое же зимы архимандрита Чюдовского били в торгу кнутьем, и Ухтомского князя, и Хомутова, про то, что сделали грамоту на землю после княжи Ондреевы смерти Васильевича Вологодского, рекши: дал к монастырю на Каменое къ Спасу» (18, 238). Подделка грамоты удельного князя Андрея Васильевича Вологодского стала основанием для торговой казни даже не рядового попа, а настоятеля придворного Чудова монастыря. А между тем по тогдашнему закону светский суд был полномочен в отношении духовных лиц только в случае, если они замешаны в разбое или «душегубстве». Но в этом-то и специфика любого законодательства в условиях самовластия: оно действует до тех пор, пока не вступает в противоречие с интересами верховной власти. «Государь всея Руси» одной рукой писал законы, а другой сам же их нарушал…