Николай Борисов - Иван III

Как и другие каменные храмы московского Кремля, Афанасьевская церковь имела свою историю. Первая церковь с этим посвящением существовала в Кремле еще во времена Дмитрия Донского (25, 139). Вероятно, именно он выстроил ее в память о своей свадьбе с княгиней Евдокией, которая состоялась в день памяти святителей Афанасия и Кирилла Александрийских — 18 января 1366 года. Сам по себе святой Афанасий почитался как непреклонный борец против еретиков. Может быть, поэтому посвященный ему храм был выстроен в охваченном ересью стригольников Новгороде в 1416 году.

Московский Кремль с высоты птичьего полета представлял собой огромный треугольник, одна сторона которого была прикрыта Москвой-рекой, а другая — Неглинкой. Самой слабой в военном отношении являлась третья сторона, обращенная к Красной площади. Здесь препятствием для врагов кроме самой стены служил лишь ров, заполненный водой. От времени и многочисленных пожаров белокаменный Кремль ветшал. Вероятно, его поновления носили регулярный характер и как события достаточно заурядные даже не отмечались летописцами. Лишь Ермолинская летопись (в создании которой на одном из этапов участвовали московские купцы Ермолины) сохранила известие об очередном поновлении московского Кремля в 1462 году. И на то были особые причины: строительными работами руководил Василий Дмитриевич Ермолин.

«Того же лета стена поновлена городная от Свибловы стрелници до Боровицких ворот каменем, предстательством Василиа Дмитреева сына Ермолина», — сообщает летопись под 6970 годом от Сотворения мира (с 1 сентября 1461 года по 31 августа 1462 года) (29, 157).

Доставка в Москву множества тяжелых глыб белого камня из мячковских каменоломен на Москве-реке (примерно в 40 км ниже московского Кремля) была возможна только на санях, «по зимнему пути». Следовательно, заготовку и доставку камня для летнего строительного сезона 1462 года предпринял еще Василий Темный.

Под 6971 годом (с 1 сентября 1462 по 31 августа 1463 года) в «Истории» В. Н. Татищева помещено следующее сообщение: «Послал князь великий наместники своя в Новгород Великий. Таже посла киличеи (послы. — Н. Б. ) своя к хану в Орду с дары многими. Хан же прият дары, приела свой посол на Москву к великому князю» (50, 23). Эти известия вполне достоверны: князь Иван должен был официальным образом дать знать Новгороду и Орде о своем восшествии на престол. К сожалению, неясно, какая именно Орда (Казанская? Ногайская? Волжская?) имеется в виду. Скорее всего, речь идет о Волжской (Большой) Орде, которая рассматривалась как прямая наследница некогда единой Золотой Орды.

Вскоре по восшествии на трон князь Иван счел необходимым определить отношения со своим шурином — тверским князем Михаилом Борисовичем, которому осенью 1462 года исполнилось лишь 9 лет (168, 512). Сохранился текст московско-тверского договора, заключенного в период между 1462 и 1464 годами. На первый взгляд — это соглашение между двумя совершенно равными по статусу суверенными правителями. Князья обязуются жить в дружбе, помогать друг другу в случае необходимости («А быти нам, брате, на татар, и на ляхи, и на литву, и на немци заодин, на всякого нашего недруга»). Иван III настолько доверяет Михаилу, что даже не возражает против его прямых контактов с Ордой («А к Орде ти, брате, ко царю, путь чист, и твоим людем») (6, 205).

Но в итоге этого договора князь Иван получил значительно больше, чем Михаил Тверской. Последний был по характеру человеком весьма мирным и умеренным. Ивану не пришлось посылать войска ему на помощь, поскольку шурин ни с кем не ссорился и не желал чужого. Не ездил он и к татарам, ибо не видел в том никакой нужды. В то же время свои обязательства по отношению к Москве Михаил выподнял неукоснительно. Его полки ходили во все большие походы Ивана, помогая москвичам сломить Новгород и свергнуть иго татар. С грустью, но без ярости смотрел Михаил на то, как тверские бояре один за другим отъезжали на службу к Ивану III. Таков был один из пунктов их договора. «А бояром и слугам межи нас вольным воля» (6, 204). А когда, наконец, в середине 80-х годов у тишайшего тверского князя сдали нервы и он в панике бросился искать защиты от наползавшей со всех сторон московской силы у литовцев, — Иван III легким движением, словно шахматную пешку, сбросил его с доски…

Усиление московской крепости, очевидно, поглощало все внимание и силы Ивана III в 1462–1463 годах. Это многозначительное предприятие повергло в уныние соседних князей. Для них оно не сулило ничего хорошего. Из летописей все хорошо знали: построив свой белокаменный Кремль, Дмитрий Донской начал «посягати злобою» на непокорных князей (22, 84).

Из старшего поколения князей московского дома в начале 1462 года на уделе оставался один лишь двоюродный дядя Ивана III князь Михаил Андреевич Верейский. Ему было уже под пятьдесят. Князь Иван поначалу заключил с Михаилом Андреевичем договор, в котором подтверждал все его старые права и владения. Несколько лет спустя великий князь пересмотрел этот договор, отняв у верейского князя подмосковный Вышгород. Потом Михаил был лишен прав на Белоозеро. В 1483 году его сын Василий, спасаясь от произвола Ивана III, бежал в Литву. Тем самым он обрек отца на новые унижения. Великий князь заставил его подписать договор, согласно которому все владения, остававшиеся еще в руках Михаила Андреевича, после его кончины отходили «на государя». Так и случилось в 1486 году. К этому можно лишь добавить, что ликвидация верейско-белозерского удела несколько затянулась благодаря одному обстоятельству: князь Михаил Андреевич был женат на княгине Елене Ярославне, родной сестре Марии Ярославны, жены Василия Темного и матери Ивана III. Как для первого, так и для второго мнение этой умной и властной женщины имело большое значение.

Вслед за малоприметным для истории первым годом княжения Ивана III пришел второй — год 1463-й. И здесь летописи представляют на обозрение потомства какие-то странные, двусмысленные события.

В Ярославле, в подклете древнего каменного собора Спасского монастыря обнаружились нетленные мощи местных князей — Федора Ростиславича Черного и его сыновей, Давида и Константина. Федор Черный был современником первого московского князя Даниила и славился своим буйным нравом. Получив ярославский престол в приданое за своей первой женой княгиней Марией Васильевной, он после ее кончины женился вторично на какой-то знатной татарке. Федор вообще был своим человеком в Орде и пользовался расположением ханов. От ордынской жены он имел сыновей Константина и Давида. Последний и стал родоначальником всех ярославских князей XIV–XV веков.

Ни сам Федор, ни его сыновья не отличались особой набожностью. Чудотворность их мощей — одно из главных условий причисления к лику святых — стала для всех неожиданностью. В субботу 5 марта 1463 года состоялось переложение останков ярославских князей в новую гробницу. Шла вторая неделя Великого поста — время особого благочестия для каждого христианина. Открытие старой гробницы сопровождалось чудесами: «тогда Бог простил первое Богородицкаго попа и сына его у гроба их; воду свещали с мощей их, от тое воды простило две жены слепы. И оттоле начата дивитися, и возвестиша всем, и начата звонити…» (27, 276).