Константин Станиславский - Письма 1886-1917

Все это время меня замотали. Пишу и Марии Федоровне, которой прошу поцеловать ручки и поблагодарить за дружбу и внимание ко мне и к Кире.

Жму Вашу руку. Жена, Кира и Игорь кланяются Вам и Марии Федоровне.

392. Л. Я. Гуревич

Дорогая и многоуважаемая

Любовь Яковлевна!

Спасибо за Ваши хорошие письма. Я недавно добрался до них. Дело в том, что за 8 месяцев моего отсутствия накопилась огромная корзина писем. Как быть, как прочесть, как ответить? Сижу перед ней и беспомощно развожу руками. Хочется ответить каждому, откликнувшемуся на мое горе 1. Приходится много писать. Вот почему это письмо такое короткое и такое неинтересное.

Прочел Вашу статью о Рейнгардте {Она мне нравится, и я с Вами согласен. (Примечание К. С. Станиславского.) } 2и только что видел в Берлине "Эдипа" и "Гамлета". Рейнгардт стал неузнаваем. Это еврейский антрепренер, не художник, и я с большой грустью признаюсь в этом и отрекаюсь от него. Увы, жаль! Еще одним меньше!!! 3

Пишу записки и, если позволите, прочту их при скором свидании в Петербурге.

Будьте только здоровы и Вы и Ваша милая барышня 4, которая очень тронула меня своим вниманием.

Нам предстоит большое сражение в Петербурге. Ругать будут – как никогда. Заступитесь, если стоим.

Целую Ваши ручки и желаю успеха.

1911-14-III. Москва.

393*. А. А. Стаховичу

1911. Март 27. Понедельник

Дорогой друг Алексей Александрович.

Не писал тебе так долго, потому что сразу окунулся в рабочую жизнь. Был капустник (на днях вышлю рецензии, так как вовремя не собрали их, и теперь приходится доставать газеты). Потом начали "Гамлета" и лекции 1. И, наконец, смерть милой Маргариты Георгиевны 2. О ней-то я тебе и буду писать сегодня, так как все остальное отходит на второй план.

Извиняюсь и перед Евгенией Алексеевной. За мной хорошее, длинное письмо. Я должен хорошо поблагодарить ее за то, что она была ко мне и к Кире так мила и сердечна. Я должен объяснить ей, как мне досадно, что мы не виделись при моем проезде мимо Рима.

Сейчас не могу найти подходящего настроения для бодрого письма, так как смерть Савицкой – покрыла все.

Я был у нее за неделю до смерти, отвез ей подарок и цветов. Она была ясная, милая, веселая и даже здоровая на вид. Она кокетничала со мной с той неловкостью, которая так подходит к се чистой, не знающей грязи душе. Она была мне очень рада, и я был доволен тем, что слухи, ходившие по театру о ее болезни, не оправдались. Доктора говорили, что обойдется и без операции. Рассосется. Потом стали говорить о том, что операция будет, но легкая. Потом я встречал Бурджалова, и он мне говорил: "Ничего, все хорошо". Потом я случайно видел, как Бурджалов зарыдал невзначай, но все говорили: ничего, обойдется. В пятницу звонил мне по телефону Румянцев. "Сегодня ночью сделали операцию Савицкой, так как благодаря непрохождению пищи боялись воспаления кишок или брюшины. Найден рак – в сильнейшей степени, покрывший все кишки. Пришлось отрезать около желудка кишки и вывести пищу через живот. Боли прекратились, но положение безнадежное". К Савицкой не пускали.

В субботу я был на фабрике, и репетировали "Дядю Ваню" без меня, так как вводили Муратову вместо Раевской, которая заболела бронхитом. Во время репетиции Румянцев пришел и объявил, что Маргарита Георгиевна скончалась. Прекратили репетицию, поехали в больницу, но оказалось, что фельдшерица по неопытности ошиблась. Савицкая была жива, приняла всех, была очень бодра, с силой жала всем руку, жестикулировала и говорила звонким голосом. Наши уехали, и Маргарита Георгиевна вскоре впала в беспамятство и не приходила в себя. Ночью, часа в 3-4, она скончалась – тихо. Ее смерть соединила и сблизила всех товарищей. Панихиды многолюдны. Как всегда, только теперь мы поняли, какой пример и элемент чистоты и благородства являла собой покойная.

За 13 лет ни одного резкого слова, каприза, ни одной сплетни, ни одной неприятности. Завтра утром ее хороним.

Кончаю письмо после "Дяди Вани" (4-й абонемент). Тороплюсь итти спать, так как завтра в 10 час. вынос. Ее пронесут мимо театра. Лития перед театром и потом в Ново-Девичий монастырь (где похоронен Чехов).

Вечером все сходятся в театр (спектакль отменяется). Спектакль перенесен на четверг утро, так как "Лапы" 3делают удивительные сборы. Думают, что днем, в будни, никто не вернет билетов. Сбор в память покойной.

Низко, почтительно и дружески кланяюсь Марии Петровне, Евгении Алексеевне, Ольге Петровне, Михаилу Александровичу, Марии Ивановне и всем римским знакомым.

Жму твою руку.

Больны: Горев (его дело плохо), Александров (поправляется), Бутова (стрептококковая жаба), Татаринова (воспаление обоих легких), Раевская (бронхит), Врасская (тиф – лучше).

Что же это такое?!

394*. М. Ф. Андреевой

2/IV 911

Дорогая Мария Федоровна!

Не объясняйте неправильно моего молчания. Смерть Савицкой, первые выступления, капустник, конец сезона, залаживание будущего сезона, куча дел, накопившихся за 8 мес. моей болезни и отдыха, сбили меня с толку. Я спутался и всюду опаздываю.

Среди суматохи и телефонов вспоминаю Капри, и он представляется мне раем, Алексей Максимович – херувимом, а Вы – шестикрылым серафимом.

У нас холод, дождь со снегом, гадость.

Прочел "Встречу" 1и пришел в восторг. Разрешите ставить, или в Художественном, или в театре одноактных пьес, кот[орый] я думаю с будущего года наладить.

До Вашего перевода еще не могу добраться – простите. Целую Ваши ручки, а Ал. Макс, низко кланяюсь.

Благодарю Вас за доброту, внимание и гостеприимство. Без конца обласкан – доволен.

Кира погуляла на свободе в Сицилии только неделю, а через неделю старуха княгиня Ливен вызвала дочь, а с нею и Киру, в Рим. Из Рима Кира приехала с Ливенами в Москву. И постыдил ее за то, что она ни слова не написала Вам. Должно быть, боится писать Вам, так как письмо может попасться в руки Ал. Макс. (писателю!).

Мне остается только поворчать из приличия. Все равно нашего брата не слушают.

Жена и дети шлют поклон.

Не пишу о Савицкой – слишком это грустно.