Александр Хинштейн - Ельцин. Кремль. История болезни

Книгу все хвалили, и Борис Николаевич как-то очень быстро запамятовал, что к написанию ее он имеет самое отстраненное отношение – этакий синдром «Малой земли».Осознавать себя крупным писателем было чертовски приятно, а, как потом выяснилось, еще и крайне прибыльно.

Если гонорары с первой книги Ельцин направлял исключительно на благотворительность – тоннами закупал для больниц одноразовые шприцы, – то после «Записок президента», увидевших свет в 1994 году, доходами он уже ни с кем не делился.

С этого времени в его налоговых декларациях неизменно красовалась гордая запись: авторские гонорары за книгу. В 1994 году они составили ни много ни мало 280 тысяч долларов – это только официально.

Неудивительно, что Ельцин, а вслед за ним и кремлевские царедворцы все больше и больше проникались к Юмашеву симпатией. Литературный негр часто бывал у президента в гостях – это называлось «сбором материала». В президентском доме на Осенней ему – царской милостью – выделили четырехкомнатную квартиру.

При этом Юмашев обладал одним очень важным для Кремля свойством: он нигде не кичился своей близостью к телу, предпочитая всегда оставаться в тени. На фоне горластых ельцинских соратников, курлычащих, как тетерева на току, – это было особенно заметно.

В этот-то момент и произошло историческое знакомство персонального президентского журналиста с мало кому еще известным автоторговцем Березовским.

По версии руководителя ЧОПа «Атолл» Сергея Соколова, некогда довереннейшего лица Березовского, тропинку к юмашевскому сердцу Борис Абрамович проторил самым банальным образом: он начал бесплатно ремонтировать журналистский джип.

Остальное было уже, как говорится, делом техники. Юмашев сумел убедить Коржакова, что Березовский – лучшая кандидатура для финансирования «Записок президента» (о том, чтобы просто заключить договор с издательством, в Кремле почему-то не помышляли). Борис Абрамович тихой сапой пролез к президенту и, самое главное, сумел обаять его младшую дочь.

О том, как происходила эта классическая вербовка, я подробно поведал уже в предыдущих главах, так что повторяться не стану. Добавлю лишь, что, по свидетельству Коржакова, действовал Березовский в неизменной своей манере и перво-наперво подарил Дьяченко экспортный вариант «Нивы», а потом – «Шевроле-Блэйзер»…

Тогда еще Татьяне Борисовне для счастья было нужно совсем немного: хоть и ушла она в из оборонки в коммерцию – в 1994 году устроилась в московский филиал банка с поэтическим названием «Заря Урала»,– но ни финансового, ни внутреннего удовлетворения работа эта ей не приносила. А тут как раз подоспели президентские выборы.

Никогда прежде политикой Дьяченко не занималась: ей это запрещал папа. Однако новые друзья доходчиво объяснили впечатлительной барышне, что только она способна спасти президента от злых чар и вранья вороватого окружения, ибо обладает самым главным для этого качеством: искренней, бескорыстной любовью к отцу. Особенно на Дьяченко подействовал наглядный пример ее сверстницы – дочери французского президента Ширака – Клод Ширак, которая, не в пример ей, активно занималась избирательной кампанией своего папб и немало в этом преуспела.

Именно во время президентских выборов 1996 года и зажглась наконец звезда Татьяны Дьяченко. «Просто дочка» превратилась во влиятельнейшую политическую фигуру.

Между прочим, идея ввести ее в избирательный штаб принадлежала… ну, правильно – Юмашеву. В своей книге «Президентский марафон», вышедшей под псевдонимом Б. Ельцин, он откровенно пишет:

«Как-то раз ко мне в Барвиху приехал Валентин Юмашев. Я не выдержал и поделился с ним своими мыслями: чувствую, что процесс не контролирую, вижу по потухшим глазам помощников, в частности Виктора Илюшина, что ситуация в штабе день ото дня ухудшается и мы медленно, но верно погружаемся в болото…

“Нужен свой человек в штабе”, – сказал я. Валентин послушал, покивал, задумался…

“А если Таня?” – вдруг спросил он.

Я вначале даже не понял, о ком он говорит. При чем тут Таня? Это было настолько непривычно, что меня сразу же одолели сомнения: как это будет воспринято в обществе? Что скажут журналисты, политики? Как она будет встречена в Кремле?

… С другой стороны, Таня – единственный человек, который сможет донести до меня всю информацию. Ей скажут то, чего не говорят мне в глаза. А она человек честный, без чиновничьих комплексов, скрывать ничего не будет. Она молодая, умная, она моя дочь, с моим характером. С моим отношением к жизни».

Ельцина обуревал комплекс поздней любви к своей дочери: это понятно. (Какими только восторженными эпитетами не награждает он ее: «и потрясающее женское обаяние, и мягкость, и ум, и тонкость».) «Тонкую» Дьяченко одолевали нереализованные амбиции и врожденное честолюбие.

Ослепленные эмоциями, оба они упорно отказывались понимать, что становятся жертвой холодного, иезуитского расчета Юмашева с Березовским и примкнувших к ним граждан : Гусинского, Малашенко, Чубайса.

В одном из немногочисленных своих интервью Дьяченко скажет потом:

«В предвыборной кампании я была связующим звеном между мозговым штабом, аналитической группой и папой, без чего, наверное, все было бы намного сложнее. Тогда счет шел на минуты».

Неискушенная в интригах и политики Дьяченко являлась идеальным инструментом влияния на престарелого отца. Беря на себя функции связующего звена между президентом и олигархами, она заведомо попадала под их чары: с тем же успехом Татьяна Борисовна могла усесться играть в катран с профессиональным каталой .

Дьяченко была достойной дочерью своего отца, вскормленной его грудью. (Натурально грудью: этот исторический факт подробно описан в первой ельцинской книжке. Когда вместе с грудной Татьяной ехал он куда-то на поезде и младенец принялся кричать, Ельцин не нашел ничего умнее, как поднести дочку к своей груди и таким причудливым макаром убаюкивать ее.)

Все комплексы его – тщеславие, амбиции, самолюбование – целиком перешли ей по наследству. Плюс еще один, самый, может быть, важный – страсть к красивой жизни, но это уже вопрос к генетикам. Ради реализации своих многолетних мечтаний Дьяченко готова была на любые жертвы.

Она даже без зазрения совести бросила грудного сына Глеба, которому к началу кампании не исполнилось и полугода, а сама принялась вслед за папой мотаться по стране.

Известен такой показательный случай. Когда Татьяна вернулась из очередной предвыборной поездки, старшая сестра передала ей привет от Глеба. Реакция была по меньшей мере странной: «А кто это?» – удивленно спросила Дьяченко. На что не менее удивленная Окулова ответила: «Твой младший сын».