Михаил Левидов - Путешествие в некоторые отдаленные страны мысли и чувства Джонатана Свифта, сначала исследователя, а потом воина в нескольких сражениях

«Другой пример (безумия в политике) я нашел у очень древнего писателя. Некий могущественный король свыше тридцати лет забавлялся тем, что брал и терял города; разбивал неприятельские армии и сам бывал бит; выгонял государей из их владений; пугал детей так, что те роняли из рук бутерброды; жег, опустошал, грабил, устраивал драгонады, избивал подданных и чужеземцев, друзей и врагов, мужчин и женщин. Говорят, философы всех стран долго ломали голову, какими физическими, моральными и политическими причинами объяснить возникновение столь странного феномена».

– Ты смеешься, изнемогаешь от хохота, когда я объясняю дальше этот «феномен» как «феномен паров» и с циническим натурализмом рассказываю – это тебе не может не понравиться, – как возникают эти пары в задней части тела. Но понимаешь ли ты, что эту мелочь моего остроумия – а оно лишь разменная монета моего мировоззрения – я бросаю тебе как приманку, как червячка на крючке; схватишь червяка – и проглотишь, хочешь не хочешь, крючок: ведь не можешь даже ты не понять, что герой моего примера – великий и могучий король, наш современник, христианнейший монарх Людовик XIV, и о его славном царствовании я так непочтительно рассказал. И если он жалкий безумец в моих глазах – можешь понять, как я отношусь к нашим домашним политикам и ко всей нашей общественной системе, основанной на безумии и зле. Впрочем – я уточняю:

«Читатель, я уверен, согласится со следующим моим утверждением: если современные мыслители считают безумием потрясение или помрачение мозга, под действием некоторых паров, поднимающихся от низших способностей, в таком случае это безумие породило все великие перевороты, которые происходили в управлении государствами, в философии, в религии».

– И если тебе кажется сомнительным этот силлогизм – не настаиваю на нем: его первая часть дана лишь для твоего развлечения, но мне важны только последние его слова…

Догадался ли ты, мой внимательный читатель, какая жестокая правда скрыта в диких моих мистификациях? Не трудно догадаться. Но если ты очень толстокож – позволь поделиться с тобой еще одним моим проектом. Возможно, даже тебя проймет затаенная в нем моя ненависть, скорбь – и ты затруднишься принять его за милую, остроумную шутку.

Я предлагаю использовать тех, подобных тебе, коих ты почему-то решил считать безумцами и засадил в Бедлам – сумасшедший дом. Я, видишь ли, предлагаю «исследовать достоинства и способности всех питомцев этого учреждения…». «Этим способом, после должного различения и целесообразного применения их дарований, могут быть созданы замечательные кандидатуры для занятия различных государственных должностей, церковных, гражданских, военных, пользуясь при этом методами, скромно мною предлагаемыми. И я надеюсь, что благосклонный читатель отнесется сочувственно к моим усердным стараниям в этом важном деле, приняв во внимание мое всегдашнее уважение к почтенному обществу, коего я одно время имел счастье состоять недостойным членом».

Я иду тебе навстречу, любезный читатель, намекая, что и я, автор этих строк, был питомцем Бедлама, я даю тебе возможность победоносно воскликнуть: лишь величайший безумец смеет называть нас всех безумцами!

И дальнейшие мои строки, где показываю я с неистощимой наглядностью, с ужасающей конкретностью, с бурной моей логикой, как становятся питомцы Бедлама, оставаясь безумцами, полезными и почетными гражданами твоего, читатель, общества, – можешь считать эти строки строками сумасшедшего. Зачем же мне лишать тебя этого удовольствия. И не пеняй на меня, если удалось мне обмануть тебя. Впрочем, нужно ли пенять? Ты ведь стремишься к счастью, а что такое твое счастье, счастье человека, о котором я рассказываю в этом небольшом моем сочинении?

«Если мы разберем, что обычно понимается как счастье с точки зрения разума или чувств, мы увидим, что все свойства и признаки счастья входят в такое короткое определение: быть счастливым – это значит постоянно находиться в положении ловко обманутого».

– А теперь – для вящего твоего удовольствия – я посмеюсь даже над моей пытливой мыслью, стремящейся проникнуть в глубь вещей. «Поскольку легковерие более благополучная одержимость духа, чем любознательность, поскольку мудрость, имеющая дело с внешней оболочкой, предпочтительнее той мнимой философии, которая проникает внутрь вещей и важно возвращается назад с известием и открытием, что там внутри она ни к чему не нужна».

– Помнишь, читатель, мою параболу о портном-демиурге? Так сообрази – если он хозяин мира, автор всего кажущегося, покровов, масок, то есть в конечном счете «внешней оболочки», то против кого же направлена моя разоблачительная философия? Против мировых основ? Успокойся, я шучу – я ведь сам называю мою философию «мнимой». Зато твоя философия – она реальна и так выгодна она! Вот выводы твоей не мнимой философии: «…человек, способный удовлетворить свою пытливость пленками и изображениями, приходящими к его чувствам от внешности вещей, он, как подлинный мудрец, снимает сливки с природы и оставляет философии и разуму лакать кислые опивки. И это высший предел утонченного блаженства, это и есть состояние человека ловко обманутого, благостно мирное состояние дурака среди плутов».

Следует одиннадцатая глава, дальнейшие похождения Джека, доведенные до современных Свифту дней, – отраженная в зеркале прозрачнейшей аллегории история интриг и заговор нонконформистов в конце века: это откровенный до предела и гневный до дрожи в суровом свифтовском голосе политический памфлет, то грубо натуралистический, то яростно мистификационный…

И заключение, характеризуя которое, Свифт пишет в последних строках одиннадцатой главы:

«Я, как подобает благовоспитанному писателю, приступаю теперь к исполнению акта вежливости, которым менее всего на свете может пренебречь человек, идущий в ногу с современностью».

Прием раскрыт, даже обнажен: совершенно очевидно, что автор устал, изнемог – и отписался на этих последних строчках. Но какой же все-таки нотой кончает изнемогший под тяжестью и силы и горя своего человек: «Я делаю здесь остановку, пока не найду, пощупав пульс публики и свой собственный, что для нашего общего блага мне совершенно необходимо взяться снова за перо». И Свифт ставит точку.

Книга написана. Что же книгой рассказал о себе этот человек? Кто он?

Я не с вами, дорогие современники, я не ваш!

Чей же?

«Я отрицаю всю вашу культуру и религию как важнейший ее элемент и отрицаю эту культуру как форму мистики, одержимости, духовного рабства, я отрицаю эту культуру, счастье в которой – быть дураком среди плутов».

Что же признает автор «Сказки»?