Михаил Левидов - Путешествие в некоторые отдаленные страны мысли и чувства Джонатана Свифта, сначала исследователя, а потом воина в нескольких сражениях

Джон Арбетнот вежливо кашлянул:

– Разрешите перебить вас, дорогая Эбигейл… Джонатан! То, что произошло, нетрудно понять. Интрига Мальборо, Сомерсета и Ноттингэма. Пустить слушок, что королева находится в плену у министров и некоего ирландского священника, – легкий поклон в сторону Свифта, – что она будет довольна, если ее верные слуги, пэры Англии, будут голосовать против министерства, что им будет обеспечена в этом случае королевская благодарность… Коварный слух! Был ли он пущен с ведома королевы, по ее намеку, с ее молчаливого согласия – это лишь деталь. Женщина на троне, дорогой Джонатан, словно злой ребенок, запертый в комнате: от скуки он будет ломать собственные игрушки или любоваться своими гримасами в зеркале… Конечно, сэру Роберту следовало бы быть в курсе и парировать этот слух контрслухом. Сколькими голосами прошла поправка Ноттингэма?

– Пятью, – ответил Свифт. – Сэр Роберт считал, что у него постоянное большинство в палате в десять человек, и был спокоен. А я предупреждал его, что большинство исчезнет, если подкупить или обмануть лишь половину из десятка, и ведь нет такого десятка людей на свете, половину которого не удалось бы при известных условиях одурачить или обмануть…

– И вы оказались правы, Джонатан, – суховато заметил Арбетнот, он искренне любил Свифта, и все же в нем шевелилось досадное чувство зависти: свифтовские афоризмы сразу рождались на свет обточенными и завершенными. – Конечно, наш дорогой друг, граф Оксфорд, должен был хоть на этот раз пожертвовать своим вялым оптимизмом; я вообще заметил, что вялый оптимизм в политике…

Но афоризм – Арбетнот чувствовал, что этот окажется удачным, – остался незаконченным: в комнату вошел Роберт Харли, граф Оксфорд. Он вошел не свойственной ему быстрой походкой.

– Вы здесь, Джонатан! Как удачно! Здравствуйте, дорогой Арбетнот! Как поживаете, милая Эбигейл? Я вижу – вы все озабочены? Неужели потому, что наши друзья из палаты лордов оказались более предприимчивыми, чем им полагается?

Шутка, произнесенная фальшиво бойким голосом, не вызвала сочувствия.

– Я предложил здесь объяснение этой предприимчивости, сэр Роберт, но, может быть, вы сумеете объяснить это лучше?

Небрежный тон Арбетнота был явным вызовом, но Роберт Харли не принял вызова. Он расслабленно и недоуменно пожал плечами:

– Разве я виноват, что люди оказались лжецами и изменниками?

– Слабый ответ в устах опытного государственного деятеля! – сухо заметил Свифт.

Харли слегка оживился.

– Я могу добавить, что сердца королей, а особенно королев, неисповедимы!

Бессильная его улыбка не смягчила Свифта.

– С этой новостью, сэр Роберт, мы знакомы уже из библии, и худшей новости вы не могли бы нам сообщить. Но стоит ли шутить? Ваше министерство в опасности, судьба Англии в опасности, ваша светлость. Не будет ли с моей стороны смелостью спросить – что вы намерены предпринять?

Харли помолчал, потом подошел к Свифту, усмехнулся, потрепал его по плечу. Свифт привстал.

– Не надо беспокоиться, почтенный доктор, не надо беспокоиться, все обойдется… А кстати, – бросил он как бы шутя, – что бы вы предприняли на моем месте?

– Ваш белый жезл при вас, ваша светлость?

Харли удивленно:

– Да, я ведь от королевы.

И, отвернув полу сюртука, он вынул из кожаного чехольчика, пристегнутого к пряжке штанов на манер короткой шпаги, белый жезл, символ лорда-казначея, и коротенькую, в дюйм, круглую костяную палочку с утолщением на обоих концах, обтянутую грязноватой тканью.

Улыбаясь и смотря Харли прямо в глаза, Свифт положил табакерку на стоявший рядом столик и протянул руку к жезлу. Почти механически Харли передал ему жезл. Миссис Мэшем широко открыла тусклые глазки, задержала дыхание, супруг ее что-то хмыкнул, Арбетнот присвистнул.

Постукивая жезлом по табакерке, Свифт говорил размеренно, без улыбки, не сводя взгляда с Харли:

– Будь этот жезл в моих руках, я бы в недельный срок отнял бы у герцога Мальборо звание главнокомандующего, удалил бы с министерских постов скрытых и открытых вигов – Ноттингэма, Чолмондли и других, запретил бы доступ ко двору этим дамам – герцогине Мальборо с ее дочерьми, герцогине Сомерсет, произвел бы чистку правительственного аппарата сверху донизу, я бы не был медлителен, сэр Роберт, я бы взнуздал события, сэр Роберт.

И, слегка поклонившись, он вернул Харли жезл.

Миссис Мэшем захлопала было своими коротенькими, пухлыми ручками и остановилась, полуоткрыв рот и сблизив пальцы рук…

Что-то хмыкнул супруг ее – незначительная личность в углу; коротко рассмеялся Джон Арбетнот.

– Я хотел бы рюмку вина, дорогая Эбигейл, токай у вас найдется?

– Конечно, сэр Роберт, как глупо с моей стороны, я не догадалась, что вы, наверное, голодны!

– Нет, я не буду ничего есть, благодарю вас, Эбигейл, я иду сейчас обедать. Надеюсь, вы со мной, Джонатан? Что же касается вашего совета… Ах, доктор Свифт, жестока наша жизнь, и лишь люди с ожесточенным сердцем могут в ней преуспеть… но я уверен, все окончится благополучно…

– Конечно, все окончится благополучно, если речь идет обо мне!

Харли удивленно взглянул на Свифта.

– Подумайте, вам при торжестве вигов отрубят голову, а мне, человеку незнатному, грозит только повешение, и мой труп будет опущен в могилу неизуродованным!

Харли смеялся тоненьким, детским смехом:

– Это великолепно, честное слово! Дайте мне еще рюмку вина, Эбигейл!

Положение казалось достаточно серьезным ближайшие три недели. Анна наслаждалась тонко сплетенной интригой, ей очень нравилось пугать и шантажировать своих министров. Тори волновались, Сент-Джон проклинал медлительность и нерешительность Харли, а виги ходили победителями. Лорд Уортон – веселый человек – при появлении кого-либо из торийских министров в палате лордов непринужденным жестом проводил рукой по шее – намек был слишком красноречив. Верховный судья Паркер – виг – вызвал к себе издателя Джона Морфью, опубликовавшего «Поведение союзников», и, гневно размахивая памфлетом, требовал открыть имя автора.

Свифт занес в «документ»: «Я полагаю, что игра проиграна». Если не за свою жизнь, то за свободу он имел все основания бояться. Виги научились его ненавидеть за этот год с небольшим, моральные пощечины, им нанесенные, горели на щеках даже такого рыцаря бесстыдства, как лорд Уортон. В случае дворцового переворота Свифт мог считать себя обреченным.

Было о чем подумать в мрачные декабрьские, тревогой насыщенные дни.

Так, значит, напряженная работа всех этих месяцев, чудесная его творческая энергия, гордая, воинствующая мысль – все это может оказаться затраченным впустую, пойти насмарку только потому, что мелкое и злобное ничтожество, восседавшее на троне, подпало под влияние «рыжей кошки»…