Штурм Берлина - Воспоминания, письма, дневники участников боев за Берлин

Порадовавшись этому, я оценил обстановку и решил, что раз уж смог выдержать такой путь, мне не стоит возвращаться теперь в госпиталь. Наш дивизион должен быть здесь неподалеку. Лучше я вернусь в свою часть, там подлечусь в санвзводе и вместе с товарищами пойду на фашистскую столицу. А то ведь из госпиталя не скоро выпустят, да и к своим, возможно, не попадешь. На моё счастье попалась двуколка из нашего дивизиона; я узнал её по синему цвету, в который она была выкрашена. Сопровождавший меня боец окликнул ездового. Ездовой оказался знакомым. Он посмотрел на меня с большим удивлением и помог мне сесть. Он, как и все в дивизионе, считал, что меня уже нет в живых. Заместитель командира по политчасти майор Коссир, к которому я пришёл, не сразу узнал меня. Только несколько минут спустя он закричал:

– Это ты, Голуненко?! – и стал всех звать посмотреть на воскресшего из мёртвых. Когда меня накормили, обмыли и перевязали рану, майор Коссир предложил отправляться в госпиталь. Я взмолился, и подробно рассказал, как и для чего уже раз расстался с госпиталем.

Майор Коссир выслушал и сказал:

– Я не врач… Но верю, что если так дорожишь честью коммуниста и своей частью – выживешь…

Мне разрешили лечиться при своей части, и в бой за Берлин я пошёл со своим старым партбилетом.

Сидим в сырых окопах за Одером, пишем письма родным, говорим им, что наш путь на родину только один – через Берлин. Да, для нас нет другого пути к вам, дорогие, любимые. Если бы кто сказал: "Вас всех ждёт гибель в Берлине", мы бы ответили: "Ну что ж, может быть многие из нас погибнут – мы на войне". Но если бы кто-нибудь сказал: "Всё равно вы не дойдёте до Берлина", мы бы сочли его сумасшедшим. Всё готово, мы ждём одного – приказа товарища Сталина.

Как будто для того, чтобы согреть своим материнским теплом уставшие мускулы бойцов, выглянуло солнце. Изредка набегает пушистое облако, скользит по золотому диску и уплывает куда-то. Воздух чист, грудь дышит вольно. Кажется, что войны нет, и лишь какая-то случайность завела тебя в этот далёкий, чужой край. Но на плацдарме продолжается напряжённая работа. На пунктах наблюдения ведётся фиксация всех движений на переднем крае противника. Оптические стёкла прощупы-вают поля, траншеи, развалины домов.

Итак, до наступления остались, видимо, считанные дни. Каждый из нас знает, что вот-вот на Берлин обрушится последний удар. Днём тишина, но ночью по всем дорогам в четыре, пять и шесть рядов двигаются сюда, за Одер, на "малую землю" машины всех систем и марок, пушки всяких калибров, танки, "катюши", мотопехота и просто пехота, пехота, пехота… Всё это буквально втискивается в плацдарм. На каждом шагу наталкиваешься на занятные сцены. Вот стоят два майора. Оба гвардейцы, оба сталинградцы, кавалеры нескольких орденов. Один из них танкист, другой – артиллерист. И оба азартно спорят из-за клочка земли! Что, мол, следует поставить здесь, танк или пушку? И этот незабронированный участочек сейчас еще не знает, станет ли он исходной позицией, с которой танкист даст старт своей машине на Берлин, или быть ему огневой позицией, откуда пушка будет слать уничтожающие снаряды по врагу. Мало земли на "малой земле". Ряд к ряду, сплошным частоколом выстроена и батальонная, и полковая, и дивизионная, и корпусная артиллерия. По всему видно, что подготовлен удар силы невиданной и неслыханной.

Никто не знает, точнее – немногие знают, сколько осталось до первого залпа "катюш", обычно оповещающего о начале артподготовки. Но каждый из нас чувствует солдатским своим чутьём, что уже недолго ждать.

К нам в часть приехал гвардии генерал-полковник Катуков. Мы встречали его на небольшой полянке. Генерал поздоровался с нами, а потом запросто сказал:

– Сюда, ближе ко мне!

Стройное карре смешалось, и живое плотное кольцо окружило генерала. Катуков смотрел на нас. Его смуглое лицо вдруг озарила весёлая улыбка: он увидел много знакомых. Вот он поднял руку. Все замерли.

Он говорил о славных боевых традициях части, о победных днях Курской дуги, о Днестре, Западном Буге, Висле. Глаза его хитро сощурились.

– Нам предстоит еще великое дело…

Все, кто был на поляне, затаили дыхание.

– Нам выпала большая честь. – продолжал генерал, – нанести по приказу Сталина последний удар по врагу, добить его, уничтожить разбойничье гнездо.

День не был указан, и Берлин не был назван. Но генерала поняли все.

Сегодня наш полк получил приказ произвести разведку боем и взять военный городок, куда противник подтянул свежие силы.

Наш батальон выстроился на небольшой поляне в нескольких километрах от Одера. В торжественной тишине заместитель командира полка по политчасти вручил лучшему бойцу батальона знамя Победы.

– Сталин приказал нам водрузить знамя Победы над Берлином. Клянусь, что приказ вождя будет выполнен. Ничто не остановит нас на пути к фашистскому логову, – сказал рядовой Килин, принимая знамя.

Ещё проносятся со свистом снаряды и сотрясается от разрывов земля, но уже двинулось вперёд высоко поднятое знамя Победы, и бойцы бросились в атаку. В самые напряжённые моменты схватки с отчаянно сопротивляющимся врагом все мы видели красное полотнище впереди.

Килин первым ворвался в траншеи противника, короткой автоматной очередью уничтожил пулемётный расчет. Знамя поднялось над траншеями, но это не конец боя: впереди – строения военного городка.

Взяты уже крайние дома городка. Знаменосец исчезает между развалинами, но через несколько мгновений весь в кирпичной пыли он взбирается на полуразрушенный дом, и снова издалека виднеется развевающееся по ветру знамя. Последние строения очищены, батальон выходит на железнодорожную линию и прочно закрепляется здесь в ожидании приказа.

Я засыпал, как вдруг вбегает к нам в землянку телефонист.

– Ткаченко, быстро бери рацию и давай на машину!

Скоро вышел и наш командир полка, любимец всех гвардейцев, подполковник Васильчев. С ним какой-то полковник.

Перед тем как тронуться, подполковник спросил меня:

– Ну как, Ткаченко, радиостанция в порядке?

– В порядке, – говорю, – надеюсь, не подведёт, товарищ подполковник.

– Смотри же!

Это он всегда так, для порядка. Накануне мы с радиомастером Щербаком Виталием Семёновичем заменили подработанные лампы, поставили новое питание, все контакты зачистили.

Едем. До командного пункта три километра.