Анатолий Отян - Служба В Потешных Войсках Хх Века

– Слава Богу, что так закончилось, – подвёл итог Оршинский, которого сразу все зауважали.

Но этот день ещё далеко не закончился. Дальше произошло событие, которое потрясло всех.

Продолжая сидеть на той лавочке, солдаты услышали два автоматных выстрела, донёсшихся из леса. Ребята из воздухоплавательного отряда всполошились и начали переговариваться между собой. Отян спросил ребят:

– В чём дело, хлопцы?

– Да, во что-то неладно. Наверное, это Федька Кныш стреляет, – сказал один.

– Где он автомат взял? – сказал другой.

– Я-то почём знаю.

На тропинке, ведущей из лесу, появился солдат, вытирающий рукавом гимнастёрки сопли и слёзы. Отян давно обратил внимание на этого мальчишку. Смуглый, среднего роста, с красивым нежным лицом и детским взглядом больших глаз, он был ещё совсем ребёнком, несмотря на свои девятнадцать лет и из тех маминых деток, которые никогда не становятся мужчинами в понимании мужества и твёрдости. Женившись, они совершенно добровольно подчинены своим жёнам, любят своих детей, которые тоже слушают только маму и даже в старости у них сохраняется детский взгляд на жизнь, хотя они заканчивают ВУЗы, работают рядовыми научными сотрудниками или инженерами.

– Ванька, в чём дело? – спросил его сержант по фамилии Капаев.

– Дак, Федька выломал дверь в леднике, подошёл ко мне, ударил, забрал автомат и сказал, что пойдёт убивать старшего лейтенанта

Бабаяна и всех офицеров.

– Зачем ты отдал ему автомат?

– Дак он забрал Вы знаете, товарищ сержант, какой он сильный. Как и вы.

– Отогнал бы его по Уставу.

Ванька молчал, опустив голову.

– Солдаты, мать вашу, и зачем таких в армию берут.

Капаев был простым парнем, коренастый, среднего роста, не глупый, с жёстким взглядом серых глаз. Солдаты отделения, которым он командовал его уважали.

Оказалось, что Федька, о котором шла речь, был тот самый солдат из западной Украины, что убил скворца. Фамилия его была Кныш. Он сразу после обеда напился водки, и офицер Бабаян посадил его в ледник, служащий холодильником для столовой. В России, на Украине в больших хозяйствах зимой на водоёмах рубили лёд и укладывали его в погреб, который служил холодильником. Лёд держался до следующих холодов. Такой ледник был и на аэродроме Фёдоровка, кировоградского аэроклуба..

Кнышу бросили туда шинель, но он, побыв в леднике полчаса, выбил ногой дверь, забрал у Ваньки автомат и пошёл убивать Бабаяна. Бабаян и командир отряда майор Бояров, мгновенно куда-то смылись.

Из лесу, держа автомат, как пистолет, в распущенной гимнастёрке с закаченными до локтей рукавами, нагнув голову на бычьей шее и глядя по сторонам звериным взглядом, вышел Кныш. На нём не было головного убора, и короткие рыжеватые волосы торчали в разные стороны. Отян вдруг, на мгновение, вспомнил первых немцев, которых он увидел

Весёловке в начале сентября 1941. Только те смеялись и ничем ему тогда как будто не угрожали, но за много прошедших с тех пор лет они превратились в его памяти из весёлых солдат в образ врага. Его личного врага, и поэтому память переключила их на Кныша – он тоже превратился из сослуживца во врага.

Все продолжали сидеть и стоять возле выхода из казармы, и только

Капаев сделал несколько шагов навстречу Кнышу. Кныш направил на него автомат и приказал:

– Стой!

– Не дури Федька!

– Я сказал стой! – хриплым голосом зарычал тот, но Капаев попытался подойти ближе. Раздалось два выстрела. Пули пролетели рядом с головой

Капаева и пробили стену деревянной казармы прямо над головами солдат, сидящих и стоящих возле неё. Их как ветром сдуло внутрь казармы, даже в дверях образовалась пробка из-за паники. Все сбились в коридоре, но кто-то сказал, что пули пробивают стены казармы и опять образовалась небольшая давка, чтобы протиснуться через двери.

Анатолий тоже хотел вскочить вместе со всеми и убежать подальше от возможного кровопролития, но увидел, что Козлов и Оршинский продолжают стоять рядом и остался сидеть на скамейке. Страх сжал что-то в груди и внизу живота, но стыд перед Козловым и Оршанским и, прежде всего, перед собой удержали его на месте. Кровь ударила в голову и мелькнула мысль, что, где делись офицеры, почему никто не даёт приказ на уничтожение бандита в форме советского солдата?

Капаев стоял от Кныша в пяти шагах. Стоило удивляться мужеству этого человека, который спокойно спрашивал пьяного вооружённого мерзавца:

– В кого ты стрелял в лесу?

– В старшину.

– Убил?

– Ни, налякав (испугал). А ну пропусты!

– А что ты хочешь?

– Убыты Бабаяна и Боярова.

– Их обоих нет. Отдай, Федя, автомат, и я никому об этом не расскажу.

– Ни, я их убью.

– Хорошо, если не веришь, идём посмотрим. Если они есть, убьёшь и меня вместе с ними, если их нет, то отдашь автомат.

Кныш постоял, какие-то шарики вращались в его волчьем мозге, и сказал:

– Пиду в село, убью суку Машку.

– Сегодня рабочий день, а она приезжает из Тулы по воскресеньям,

– пытался остановить его Капаев.

– Вона в отпуску, – сказал Кныш, и предупредил Капаева:

– Будешь за мной идти, убью, – и опять выстрелил поверх головы

Капаева.

– Шесть, -услышал Отян рядом голос Звягинцева.

– Что шесть? – спросил его Отян.

– Он израсходовал шесть патронов. Второго магазина у него нет, значит, в магазине двадцать четыре патрона осталось. Многовато, – заключил Звягинцев.

Кныш пошёл вперёди к нему присоединился Козлов. За ними метрах в пяти пошли Отян, Оршанский и Звягинцев. Откуда-то со стороны казармы раздался голос старлея Трофимова:

– Отян, вернитесь назад, это не ваше дело, – но тот сделал вид, что не слышит.

Тогда Трофимов, приглушая собственный голос, повторил:

– Отян и все члены команды, вернитесь.

– Сам бздун, в штаны наложил и нам приказывает, – резюмировал

Звягинцев.

В этот момент необычное шествие зашло в село. Кныш, постоянно оглядывающийся опять остановился и сказал Капаёву:

– Щэ одын шаг и я тэбэ вбью, – и опять дал очередь уже из трёх пуль.

– Двадцать один, – подсчитал Звягинцев.

В селе жильцы, услышав выстрелы, любопытствуя, выходили на крыльцо, но, увидев странное шествие, быстро заходили внутрь и закрывали двери.

Отяну было неимоверно страшно, но спокойная уверенность Капаева, который приблизился к Кнышу на четыре шага (от которых до смерти, как поётся в песне, всего ничего) придавала и ему и его друзьям по команде смелости присутствовать, а не удрать от той продолжающейся драмы, вот-вот готовой обратиться в трагедию. Возле одного из домов в палисаднике играли четверо детей возрастом от четырёх до шести лет, и Кныш остановился и, указывая детям автоматом на стену дома, сказал.