Давид Драгунский - Годы в броне

Коротка летняя июльская ночь, но нам она показалась бесконечной. Быстрыми серыми тенями скользили машины с затемненными фарами. Замаскированные уличные фонари, занавешенные окна домов придавали улицам безжизненный вид. Вдали вырисовывались темные силуэты высоких зданий. Володя Беляков вдруг повернулся ко мне, глаза его сурово сверкнули:

- Скажи, только не виляй, неужели они докатятся до Москвы?..

Что мог я ответить? В те минуты я думал о том же.

Володя крепко сжал мою руку.

- Слушай, Дима, - произнес он непривычно торжественным голосом, - дадим друг другу клятву, что пройдем всю войну рядом, плечом к плечу, как шли до сих пор.

Его настроение сразу передалось мне.

- А если придется умирать, - продолжил я его мысль, - то умрем, как положено мужчинам и солдатам. Клянешься?

- Клянусь! - сказал Володя и обнял меня. - А Паша Жмуров? - вдруг спохватился он.

- Приведем и его к присяге! - пошутил я.

- Когда-то теперь зажгутся огни Москвы? - с грустью спросил мой друг.

- Зажгутся! - уверенно ответил я. - Обязательно зажгутся!

Ночь подходила к концу. Скоро стало совсем светло. Свежий ветерок разогнал сон. Солнечные лучи постепенно рассеяли гнетущие мысли. Мы сдали дежурство и медленно направились в Хамовнические казармы, где находилось общежитие нашей академии.

Прошел месяц. Огонь войны со страшной силой полыхал над просторами Прибалтики, Белоруссии, Украины, Молдавии.

Очередная сводка Совинформбюро сообщала, что на фронте обозначилось еще одно направление - смоленское.

Синие флажки передвинулись дальше к востоку. Я молча отошел от карты и уныло побрел в аудиторию. В большом вале лекцию читал полковник Евгений Варфоломеевич Леошеня. Тема: "Инженерное обеспечение наступления стрелкового корпуса". Тягуче медленно, не повышая голоса, лектор излагал основы наступательного боя: "Основным видом боя является наступление. Оно, и только оно, приводит к полному разгрому врага и к победе над ним..." Плохо вязались слова лектора с последней сводкой! Подумать только - Смоленщина в огне! Мысли мои блуждали вокруг дорогих мест. Там, между Смоленском и Брянском, я родился, и теперь война вплотную подошла к моему дому. Я думал о судьбе отца, матери, сестер. Надо было принимать какие-то меры к их спасению. Решил сразу после занятий дать телеграмму родным, чтобы обязательно эвакуировались - ведь фашисты их не пощадят. Братьям моим повезло. Все трое на фронте, в действующих войсках, а я, хоть и имею боевой опыт, вынужден сидеть в Москве и заниматься только одним: ежедневно слушать лекции о наступлении и обороне. Дело в том, что наша кафедра стала в те дни более почтительно относиться к обороне. Не обошлось даже без крайностей: некоторые преподаватели начали возносить оборону до небес.

Резкий звонок прервал мои раздумья. Все заволновались: в зал стремительно вошла секретарь нашего курса Ольга Петровна. Звонким голосом она стала называть фамилии слушателей:

- Майор Григорьев Василий Андреевич, майор Федоров, капитан Коткин Григорий Михайлович, старший лейтенант Драгунский Давид Абрамович, в отдел кадров!

От неожиданности я вздрогнул. Неужели свершилось? Володя Беляков и Павел Жмуров, сидевшие рядом, вскочили с мест, стали обнимать и поздравлять меня.

Так каждый из нас воспринимал весть об отправке на фронт.

Григорьев, Коткин, Федоров и я сидели в разных углах лекционного зала. Все четверо сразу поднялись. По установившимся традициям нас пропустили вперед. Прощальным взглядом я окинул своих однокурсников. Медленно, словно торжественным маршем, мы шли по залу.

В коридоре нас покинуло внешнее спокойствие - стремглав побежали в отдел кадров. До чего краток приказ, а ведь в нем определена судьба человека! Григорьев назначен командиром танкового полка, майор Федоров начальником штаба этого полка. Я и Коткин - командирами батальонов. К вечеру мы должны выехать на Западный фронт.

Как угорелые носились мы с бегунками по различным службам. Наконец бегунки с двадцатью подписями заполнены, расчеты с академией закончены и мы предстали перед начальником академии генералом Николаем Андреевичем Веревкиным-Рахальским.

Стройный, подтянутый, он внимательно наблюдал за нами сквозь пенсне. А мы сидели за длинным столом немного усталые и взволнованные.

Как ни рвались мы на фронт, но в ту минуту трудно было расставаться с преподавателями и слушателями, с крепко полюбившейся академической семьей.

Я удивился, когда начальник академии обратился ко мне:

- Видите ли, товарищ Драгунский, в жизни не следует опережать события. Я знал, что вы были недовольны моим ответом, даже резко осуждали меня за отказ, но в такой час не будем ссориться... Желаю всем вам хорошо воевать. Мы верим, что питомцы академии имени Михаила Васильевича Фрунзе достойно проявят себя на фронте.

Мы встали. Торжественно прозвучали ответные слова, произнесенные майором Григорьевым. Потом генерал вышел из-за стола, пожал нам руки, тепло попрощался и уже вдогонку произнес:

- А насчет дипломов не беспокойтесь. Дипломы получите после войны. Мы засчитаем вам успешные действия на фронте и рады будем поставить отлично...

Хлопоты, связанные с нашим отъездом, закончены. Чемоданы уложены, громоздкие вещи розданы. Володе Белякову я подарил свою подушку. Он был явно не в духе, фыркал и отказывался. Володе предстояло остаться в стенах академии и по-прежнему слушать лекции, участвовать в семинарах, решать тактические задачи.

- Замучили вы меня своими подарками, - в сердцах сказал он. - Кто ни уезжает, обязательно сует мне подушку, одеяло и всякое барахло. Скоро открою магазин "Пух и перо".

- Да пойми, дружище, не тащить же все это с собой.

Мы считали Володю богатым человеком: он имел двенадцатиметровую комнату на Трубной площади. Поэтому ненужные вещи, как правило, оставляли у него. Сегодня Беляков выглядел особенно взвинченным. Причиной наверняка был мой отъезд на фронт. Ведь с ним и с Павлом Жмуровым нас связывали долгие годы дружбы и совместной работы.

...Впервые мы встретились много лет назад под Минском, в 4-м стрелковом полку 2-й белорусской дивизии. Я пришел в армию из деревни Ахматово Калининской области. Беляков и Жмуров приехали из Ногинска, где по окончании средней школы работали на "Электростали".

В минских лесах мы крепко подружились. Вместе нам было легче переносить длинные переходы, форсированные марши и тяготы солдатской службы.

Однажды нас вызвали в канцелярию. Командир роты Баранулько объявил приказ командования:

- Решено направить вас в танковую школу. Надеюсь через несколько лет увидеть вас достойными командирами Красной Армии...

Слова ротного вмиг сокрушили мои заветные планы: я мечтал, отслужив в армии, податься в Москву и поступить в МГУ на литературный факультет.