Давид Драгунский - Годы в броне

В школу я пошел, когда мне исполнилось десять лет. Но учился без особого интереса. Отец частенько говаривал матери, что из меня не выйдет никакого толку, что голова у меня пустая и, видно, мне на роду написано быть портным.

Учеба действительно не прельщала меня. Все чаще и чаще ходил я с отцом по деревням. Хотя проку от меня было мало, он охотно брал меня с собой: в доме становилось меньше одним едоком.

И все же мама заставила меня учиться. Постепенно я полюбил школу, учителей, и особенно преподавателя литературы Николая Александровича Жданова. Я втайне завидовал тем, кто учился лучше, кто знал и понимал больше, чем я. Это заставило меня подтянуться.

Моим лучшим другом с первых классов был Гриша Сапожников. Именно благодаря ему я пристрастился к книгам. Читал до поздней ночи, делал заметки, рассказывал о прочитанном младшим братьям, сестренке, маме...

Наша дружба с Гришей Сапожниковым сохранилась на долгие годы, и оборвала ее гибель Гриши. Накануне войны он был председателем сельсовета. В сорок втором фашисты расстреляли многих жителей Святска. Григорий Сапожников погиб вместе с моими родными, сестрами, дядьями, племянниками. Его имя выгравировано на одном из мраморных надгробий, поставленных на могилах этих мучеников...

Семилетку я закончил в шестнадцать лет. Несколько месяцев ушло на диспуты: продолжать мне учебу или сесть за швейную машинку? Когда мои соученики узнали, что я не подал документы в Новозыбковскую среднюю школу, они целой ватагой ворвались в наш дом и атаковали моих родителей. Услышав, что меня хотят сделать портным, Гриша Сапожников не побоялся возразить моему отцу:

- Стать портным? Не такое уж это достижение. У Давида большие способности, он должен учиться!

На другой день к нам домой зашел Н. А. Жданов. Мать угостила моего учителя чаем и горячими картофельными оладьями. Попивая чаек, Николай Александрович пытался убедить моих родителей и всю семью, собравшуюся за столом, что я должен продолжать учебу.

Держа обеими руками стакан с чаем, он обвел взглядом всех моих братьев и сестер и, обращаясь к отцу, проникновенно сказал:

- Поймите меня правильно... Вовсе не обязательно, чтобы все ваши дети стали портными... Время сейчас совсем другое. Советской власти нужны грамотные и образованные люди, особенно выходцы из трудовых семей. А Давид паренек с головой. Он по натуре активен, полон энергии. Не зря товарищи выбрали его секретарем комсомольской ячейки. Не обрубайте крыльев своему сыну. Пусть летит, он вырастет орлом!

На другой день я отвез свои документы в Новозыбков, в среднюю школу номер один.

Несмотря на большие трудности, школу я все же закончил. О возврате в Святск не могло быть и речи. В 1929 году я попытался поступить в Гомельский железнодорожный институт, но получил двойку по математике. Не теряя времени, забрал документы и безбилетником добрался до Москвы.

Поступить в вуз мне так и не удалось, но особенно не переживал из-за этого. За дни пребывания в Москве я убедился, что человек здесь не пропадет. Случайно встретил земляка - бывшего секретаря Новозыбковского уездного комитета комсомола Бардадына. В Москве он работал в Краснопресненском райкоме комсомола. Бардадын сунул мне в руку пятирублевку и дружелюбно сказал:

- Наведывайся ко мне. Работой мы тебя всегда обеспечим.

И он сдержал слово.

По путевке Краснопресненского райкома комсомола я стал работать в Мосстрое. Так началась моя трудовая жизнь.

Работал с удовольствием. Сначала с утра до вечера таскал наверх по шатким лесам "козу" с несколькими десятками кирпичей. Потом стал бригадиром землекопов, затем возглавил бригаду, о работе которой писала "Комсомольская правда". Вечера проводил в библиотеке имени Гоголя на Красной Пресне. Времени хватало на все, и я твердо верил, что смогу стать литератором, о чем мечтал еще в школе.

В тридцатом году мне исполнилось двадцать. Вскоре меня выбрали депутатом райисполкома от Красной Пресни. В том же году был принят кандидатом в члены Коммунистической партии.

В один из зимних дней меня вызвали в Краснопресненский райком партии, который находился тогда на Миусской площади. Партия направляла в сельскую местность пятьсот коммунистов-москвичей с задачей улучшить работу на селе. Я оказался в числе тех, кому было доверено заниматься этим важным делом.

- Поезжай, товарищ Драгунский. Мы доверяем тебе, - напутствовал меня секретарь райкома.

На другой день я отправился в путь, в деревню Ахматово, Молоковского района, Калининской области, лежащую в пятидесяти километрах от ближайшей железнодорожной станции Красный Холм.

Многие мои ровесники, наверное, помнят, какие это были тяжелые годы, особенно в деревне, как слабы и немощны были только что организованные колхозы.

И все же настал радостный день - 7 мая 1931 года, когда крестьяне деревни Ахматово начали посевную.

Через год меня выбрали секретарем партийной организации, в которую входили коммунисты шестнадцати окрестных деревень. Большая ответственность легла на мои плечи. А мне было тогда только двадцать два года.

Зимою тридцать третьего года я был призван в Красную Армию. Поскольку я закончил среднюю школу, предстояло служить только год. Таков был в те времена закон.

Я был уверен, что, когда отслужу, передо мною распахнутся двери Московского университета или института, который облюбую. В армии я числился в передовых, и командиры охотно дали бы хорошую характеристику. Но судьба сложилась иначе.

Летом наша часть стояла в лагере под Минском, в Красном Урочище, на том месте, где теперь находится Минский автомобильный завод. Утром - мы еще не успели закончить упражнение по физкультуре - прибежал запыхавшийся солдат и выпалил одним духом:

- Раз-два, и не задерживаться ни на минуту! Командир четвертого стрелкового полка Бобков приказал, чтобы ты немедля явился к нему!

В домике у Бобкова находился комиссар полка Медведев. При моем появлении он поднялся и сразу обратился ко мне:

- Мы хорошо знаем вас. Знаем, что вы были добросовестным рабочим, что справились с заданием в деревне. А потому решили послать вас учиться в Саратовскую бронетанковую школу.

В первую минуту я не совсем понял, о чем идет речь: всеми своими мыслями находился уже в Москве. И почему вдруг встал вопрос о бронетанковой школе? Но, как всегда в трудный момент, я вспомнил слова матери: "Не бойся трудностей. И никогда не пытайся переложить свое бремя на плечи других". Сразу все встало на свои места.

Помолчав с минуту, я бодро выпалил:

- Когда надо ехать?

Комиссар, сидевший рядом с командиром, глянул на него.

- Завтра, - как-то просто, по-отечески ответил комиссар и, заглянув в бумаги, лежавшие на столе, добавил: - Поедете не один. Я назначаю вас парторгом. Вы повезете в училище сто человек. Перед выездом получите все необходимые документы. Желаю успеха.