Давид Драгунский - Годы в броне

В тяжкую пору 1941-1942 годов, в боях на Днепре, на Украине и в Белоруссии таких проблем не было. Многие из нас не надеялись уцелеть в той чудовищной мясорубке, и вероятность остаться живым была тогда действительно невелика. Бросаясь в бой, мы думали о победе, хотя и не были уверены, что увидим ее. Я видел не раз, как бойцы шли на верную гибель во имя маленькой победы на своем участке фронта над небольшой группой врагов, подчас даже в поединке. Ведь само собой подразумевалось, что от этих наших частных, небольших успехов в то время зависел большой успех Родины в смертельной схватке с фашизмом.

Идя в атаку, фронтовики любили говорить: "Двум смертям не бывать, а одной не миновать". В этих словах была своя доля правды. Но наряду с личным бесстрашием, с презрением к врагу эти слова в какой-то мере выражали и человеческую слабость - неверие в то, что можно остаться живыми на войне.

Мои опасения, к счастью, оказались напрасными. И как порадовался я за наших бойцов, когда с первого дня битвы за Берлин убедился, что не прав, что просто недостаточно знал даже тех людей, с которыми сроднился за годы войны. Сознательность советских воинов была выше, чем личные переживания. Неиссякаемая воля к победе, безудержная решимость скорее и окончательно уничтожить фашизм, глубокая вера в правоту нашего дела породили небывалый массовый героизм. Люди рвались в бой. Тот, кто дошел до логова фашистского чудовища, отлично понимал, что будут означать для грядущих поколений слова: "Я брал Берлин..."

Тельтов-канал

И вот началось. Забрезживший рассвет померк в море огня артиллерийской подготовки. Воздушная волна огромной силы прижала нас к земле. Дмитриев, стараясь перекричать неистовый шум, басил мне в ухо:

- Ну и концерт! Красота!..

Начальник штаба бригады, восхищенный этим величественным зрелищем, восторженно произнес:

- Маршал Конев превзошел самого себя. Пожалуй, это было верно. Давно я не видел такого шквального огня. Прорыв киевских позиций противника в ноябре 1943 года, взлом вражеской обороны в битве за Львов, январское наступление 1945 года с сандомирского плацдарма - все эти грандиозные операции, в которых мне довелось участвовать, не могли сравниться с тем, что происходило в предутренние часы 24 апреля на Тельтов-канале.

Подтянуть на узкий участок прорыва за каких-нибудь два дня целый артиллерийский корпус, создать невиданную до сих пор артиллерийскую плотность в 600 орудий на один километр фронта, подвезти такую массу снарядов, организовать систему огня, привязать с ходу эту махину артиллерии к местности, к определенным целям, рассчитать по времени - все это являлось не легким делом. Сделать и организовать его были способны только талантливые полководцы, какими являлись маршал Иван Степанович Конев, а также опытные генералы-артиллеристы Корольков, Волкенштейн и многие другие.

Через головы танкистов летели десятки тысяч артиллерийских снарядов. За нашей спиной тяжело дышали минометы. Огненные трассы залпов "катюш" бороздили небо. В сторону фронта прошли советские бомбардировщики, с ревом над самой землей стайками пронеслись штурмовики генерала Рязанова, над ними - ястребки Покрышкина.

Северный берег канала и южная окраина Берлина были охвачены пожарами и окутаны дымом. Взлетали в воздух обломки оборонительных сооружений, разваливались дома, разлетались баррикады и завалы, возведенные гитлеровцами. Стонала изуродованная земля. Гибли тысячи гитлеровцев, загнанных в окопы, траншеи, подвалы и на чердаки, чтобы преградить Советской Армии путь к Берлину. Бессмысленно было сопротивляться натиску двух фронтов, силе сотен полков, стальной лавине шести тысяч советских танков, огню сорока тысяч орудий, налету армады самолетов.

Напрасно Геббельс до хрипоты кричал, что русские, стоя у стен Берлина, не прорвутся в него так же, как в свое время немцы не взяли Москвы, хотя и дошли до нее. Напрасной была и вера его соотечественников в какое-то новое могущественное оружие, разрекламированное нацистской пропагандой, - оно не появилось. Напрасны были надежды Гитлера на резервы, вызванные в Берлин с юга и с запада. Их уничтожили в лесах Котбуса войска генералов Гордова, Жадова и Пухова, а те, кому удалось спастись, разбежались потом под ударами танковых и механизированных бригад, действовавших в составе армий Рыбалко и Лелюшенко.

И все-таки, отрезанные с трех сторон, находясь под угрозой полного окружения, фашисты продолжали сопротивляться с бешеным фанатизмом, до последнего момента ожидая какого-то чуда. Но чуда не случилось. Путь на запад был вскоре плотно закрыт в результате сильных фланговых ударов двух наших фронтов. Гитлеровцы, словно звери, обложенные со всех сторон, яростно огрызались, выли, но все еще пытались кусаться. Они понимали, что наступил час возмездия за все преступления: за миллионы жертв Освенцима и Дахау, Маутхаузена и Бухенвальда, Варшавского гетто и Бабьего Яра, Лидице и Орадура, и те, у кого были руки в крови, дрались до последнего, в плен не сдавались. Сопротивление оставшихся в живых защитников рейха поддерживалось страхом смерти. Фюрер стал применять жестокие карательные меры. Тех, кто оставлял позиции, ждали виселицы, расстрелы, летучие полевые суды.

Для людей, отравленных идеями нацизма, наступало тяжелое похмелье. Немцы увидели, куда завела их авантюристическая политика фюрера. И рухнула вера в кумира, за которым когда-то они шли безоглядно дорогами побед и преступлений. Последний бастион рейха - Берлин находился в смертельной агонии...

Минутная стрелка медленно ползла вверх. Шквальный огонь артиллерии стал удаляться на север. Пятисотки и тысячекилограммовые фугаски рвались уже где-то в стороне. Приближалось время броска пехоты и танков в атаку.

- Осталось пять минут, - раздался рядом со мной голос начальника разведки Бориса Савельева.

Начальник штаба бригады Василий Матвеевич Шалунов повернул голову в мою сторону, Дмитриев, глядя на часы, безмолвно отсчитывал оставшиеся до атаки минуты и секунды.

- Отдайте команду! - сказал я и не узнал своего голоса.

Начальник штаба во всю мочь крикнул в выносную трубку радиостанции:

"Ястреб", "Волга", "Секундомер"! Вперед, вперед!

Кто-то, подхватив команду, выпустил в небо серию зеленых ракет. Разведчики, саперы, автоматчики вырвались из своих окопов и помчались к берегу.

Саперы волоком тащили деревянные переправочные лодки, за ними змейкой бежали десантники. На мосту с группой десантной роты уже орудовал бригадный инженер майор Н. И. Быстров. Этот красивый, с тонкими чертами лица юноша всегда изумлял меня находчивостью, смелостью и умением применять в бою самые различные новшества. У него был какой-то особый нюх, помогавший без разведки безошибочно определять проходимость мостов на глаз, устанавливать наличие минных полей. Вот и сейчас от Быстрова прибежал связной, передавший, что есть возможность пропустить по полувзорванному мосту легкие самоходки.