Николай Павленко - Петр II

Серебряные медали достоинством от четырех рублей до десяти копеек предназначались для унтер-офицеров, рядовых, кучеров, конюхов, истопников, поваров, скороходов, гайдуков и прочих служителей.

В церемонии коронации Петра II появилось одно новшество по сравнению с коронацией Екатерины I, к опыту проведения которой устроители обращались как к своего рода образцу. Участникам церемонии были розданы напечатанные в типографии пригласительные билеты.

За неделю до коронации, 18 февраля 1728 года, Петр Курбатов отправил директору типографии Федору Поликарпову письмо: «Извольте приказать надруковать (напечатать. — Н. П.) против присланных от вас двух образцов билеты каждого сорта по тысяче и прислать ко мне за вашей печатью и чтоб тех билетов никаким образом при друковании никому не было отдано». [74] Там же. Л. 292. В тот же день Поликарпов ответил, что «друкование» билетов будет происходить в его присутствии, после чего он их немедленно отправит Курбатову.

И действительно, уже 20 февраля Поликарпов отправил Курбатову 2 тысячи билетов двух сортов. На билетах первого сорта имелся следующий текст: «С сим билетом входить в Грановитую палату и в церковь». Выше текста был изображен сидящий на ветке двуглавый орел. На билетах второго сорта писалось: «С сим билетом входить в церковь». Выше текста изображена ваза с цветами.

Владельцы билетов первого сорта приглашались не только на церемонию коронации в Успенском соборе, но и на торжественный обед в Грановитой палате. Те, кто получил такие билеты, принадлежали к придворной элите. Владельцы билетов второго сорта относились к менее сановным вельможам.

Все билеты были пронумерованы с указанием мест. Между прочим, не ясен ответ на такой вопрос: зачем понадобилось печатать 2 тысячи билетов, если в Успенском соборе могло поместиться лишь несколько сот человек, а в Грановитой палате, где присутствовавшие сидели за столами, — и того меньше? Тем более что помимо двух тысяч билетов, предназначавшихся для светских лиц, Синод повелел отпечатать 150 пригласительных билетов для духовенства. Использовано из них было чуть больше половины — 81 билет. Духовные лица получили право входа как в Успенский собор, так и в Грановитую палату.

В распоряжении историков имеется два списка лиц, приглашенных на коронационные торжества: в один из них включены гражданские чины, в другой — военные. В список гражданских чинов вошли сенаторы, президенты коллегий, коллежские и конторские чиновники до ранга полковника. Среди приглашенных значится основатель исторической науки в России, один из создателей уральской металлургии, советник Монетной конторы Василий Никитич Татищев. Всего в этом списке — 43 персоны. Второй список открывают генерал-фельдмаршал князь Михаил Михайлович Голицын, граф Сапега и Яков Виллимович Брюс, а завершают 34 полковника. Всего — 126 имен, к которым надо прибавить 37 человек «из знатного шляхетства».

Среди лиц, включенных в этот список, числились и те, кто выполнял определенные обязанности в церемонии коронации: четыре «майора, которые были при метании монеты», шесть капитанов, находившихся «при балдахине», и одиннадцать офицеров, которым было поручено нести переносной балдахин. Итого списочный состав состоял из 217 человек. К нему надобно присоединить пять членов Верховного тайного совета, шесть членов Синода, несколько иностранных послов и 40 человек, которым пригласительные билеты по повелению Остермана должен был раздать обер-церемониймейстер Бибих «по своему в том благоискусству». Если учесть, что некоторым вельможам разрешили явиться на торжество вместе с супругами, то общая численность присутствовавших в Успенском соборе, вероятно, не превышала 500 человек.

Дата проведения коронации дважды переносилась на более поздние сроки.

Первоначально ее предполагали провести в декабре 1727 года. Однако 9 ноября Ромодановский донес Г. И. Головкину, что хотя «вороты строятся со всяким поспешением», но предвидится задержка «в картинах, каковым надлежит быть на тех воротах». По этой причине коронацию перенесли на 7 февраля 1728 года, о чем было велено «публиковать чрез офицеров с военною музыкою». Но и эту дату пришлось перенести — по причине болезни императора.

В итоге коронация состоялась 25 февраля 1728 года.

Петр выехал из Петербурга при пушечной пальбе 9 января 1728 года. Через два дня царь достиг Новгорода. Здесь ему была организована торжественная встреча, во время которой новгородский архиепископ Феофан Прокопович обратился к монарху с краткой речью: «Тебе же царь царей да подаст жити и царствовать на многие лета».

На пути из Новгорода в Тверь Петр, как уже было сказано, заболел. Две надели он провел в Твери, в постели, а затем путь был возобновлен. При подъезде к Москве император на некоторое время задержался, чтобы подготовиться к торжественному въезду.

Въезд императора в Москву состоялся 4 февраля. У Воскресенских синодальных триумфальных ворот его встречали весь Синод и прибывшие в Москву архиереи из ближних к старой столице городов (особым распоряжением канцлера Головкина архиереям из отдаленных от Москвы городов участвовать в праздничной церемонии не рекомендовалось). Все духовные лица были в полном церковном облачении. Особо выделялись студенты и учителя Славяно-греко-латинской академии, облаченные в специально пошитые для встречи императора белые камзолы и белые плащи: они были в париках, с венками на голове и держали в руках пальмовые ветви.

От лица всего духовенства императора приветствовал Феофан Прокопович. В речах, произнесенных при въезде Петра II в Москву и во время коронации в Успенском соборе, Феофан в полной мере проявил свой талант оратора-панегириста. Обращаясь к монарху-отроку, он призывал его, занимая престол, быть милостивым, правосудным, мудрым, сильным и радетельным. «Благочестивейший и самодержавнейший император! — обращался он к двенадцатилетнему царю. — Сие толикое народа множество, и при нем пастырский чин, нас, верных подданных твоих и богомольцев подвигла и совокупила неизглаголанная радость, которую возбудил в нас слух пришествия твоего… Сия бо радость не безнадежная есть, но от долгаго чаянья и ожидания родилась в нас. Ожидати царствования твоего повелевало нам самое твое от утробы матерния происхождение, и тогожде чаяти велела отеческая к тебе Петра великаго любовь, и о добром воспитании твоем попечение… Тако лицезрением твоим суще мы обрадовани, не сумнимся, что получа того, котораго мы ожидали, увидим и таковаго, каковаго быти надеемся: милостива, правосудна, мудра, и сильна, и радетельна…» [75] Феофан Прокопович. Слова и речи. Ч. 2. СПб., 1761. С. 223–224.