Александр Арефьев - Были и былички

Опять же с чисто экономической стороны подойдём. Не поленитесь, посчитайте, во что обошлись бы нам годы, проведённые в супружестве, если бы остались холостыми. Да на одних дам легкого поведения

(кстати, кто назвал этот труд лёгким, не иначе очередной жмот, чтобы сбить цену) пошло бы столько, что только по этой статье (халява, сэр) мы в неоплатном долгу перед женой. А завет божий "Плодитесь, размножайтесь!"? Что-то я не слышал, чтобы для реализации этой жизненно важной детерминанты народ потянулся к любимому певцу Борису

Моисееву.

Ведь до чего дошло, женщина, можно сказать в практически обнажённом виде в бар заходит, а мужик и глазом не поведёт, только бармен и удивляется, откуда она денежку достанет, чтобы расплатиться. Куда ушла её чарующая таинственность, которая заставляла поэтов воспевать чуть мелькнувшую на виду, а уже сводившую с ума щиколотку? Вот ломает народ голову над загадкой улыбки Джоконды, а отгадка-то в нас самих. Это рукой гениального провидца Леонардо царь небесный водил в затаённой надежде подправить своё первое одушевлённое произведение мужеску полу и намёк ему подкинул. Ведь так и ведёт себя художественный творец, всё ему мало и рука тянется улучшить свой шедевр.

А мы чаще поступаем как криворукий кустарь, не получилось и "Баба с возу – кобыле легче". Лень это мужская и несмышлёность. Конечно, чем жене помочь ребёнка своего отмыть да сопли вытереть, легче да веселей нового сделать, а чуть что не по нраву – налево в нычку откосить, где тебя не "пилят" и не дураком недоделанным называют, а милашкой, за ушком почесывая. Что-то мне в минуту озарения подсказывает, что мудрее будет напрячься и поработать над полученным материалом, а допреж всего – над собой неразумным. И да поможет нам

Бог!

Как-то воскресным утром после творческого вечера в ресторане

"Пегас" проснулся поэт Вергилиев в своей тёплой постели. Вставать не хотелось, за окном чувствовалась хмурая слякоть и караулил неуютный до богомерзости окружающий мир. Поэт скосил глаз налево, там раскинула свои пышные телеса и похрюкивала в сладком сне супруга

Аграфена Васильевна. Он вяло потянулся, подоткнул стёганое ватное одеяло под подбородок и, дремотно вновь веки сомкнув, задумался.

Мысли потекли привычной чередой, лениво цепляясь одна за другую, отправной была "Что-то надо делать".

А делать надо потому, что последнее время всё сильнее ощущал он в себе нарастающее физическое, а от него, как считал, и творческое бессилие. Смотался к знакомому гипнотерапевту Лихоедову, занялся по его совету аутогенным погружением в медитацию, но и в ней мысли тревожные доставали и душу теребили, заглушая внушаемую мантру "я половой гигант, я половой гигант". Стал подумывать о виагре, встречая в подъезде дышащего силой и здоровьем с отдушиной дорогого коньяка семидесятилетнего соседа, отца пятерых детей (последнему – три года). Однако, прикинув свои последние поступления от хилого словотворчества, от мысли отказался, решив, что не стоит Аграфена такой жертвенности.

Оставалось на её супружеские заигрывания ответить либо жалостливой просьбой о реструктуризации супружеского долга, либо собраться с духом и вовсе объявить жене дефолт. А как всё хорошо начиналось… После первой брачной ночи весь день в голове вертелся незатейливый мотивчик марша Мендельсона и почему-то стала, как у

Ахиллеса, чесаться левая пятка. Значит, крепко зацепило амуровой стрелой, – подумал тогда ещё студент литфака Вергилиев, приучавший свой мозг мыслить поэтическими образами. А теперь, видно, пришла пора, вооружившись зубилом и молотом, расковать себя, освободив от цепей Гименея.

Тут из-под его корсета жёстких моральных принципов вылезла змейкой-искусительницей одна фривольная мыслишка, мол, не пора ли блудануть, и высветила в памяти поэта подзабытый Люськин адресок, по которому не раз бегал спортивной трусцой. Почему-то на ней любилось легко, привольно и, главное, без виагровых проблем, в голову вползали в такт мерным и сладостным колебаниям оригинальные рифмы, в антрактах, то бишь между актами, в неге и истоме сами собой слагались свежие лирические вирши, которые тут же хотелось пропеть под гитару и тащить вечно хмурому литредактору.

Свят-свят-свят, пресвятая богородица, – шепотком просипел

Вергилиев, мелко крестясь и сплёвывая за левое плечо, – ну и чертовщина в голову спросонья лезет, вставать пора. И он осторожненько, чтобы, не дай Бог, не разбудить жену, ужом выполз из супружеской постели, бодро встряхнулся и пошел на цыпочках в гостиную, на ходу спортивно потягиваясь и проигрывая в голове новый комплекс физупражнений, подсказанный всё тем же другом Лиходеевым.

Извините, что начинаю с лягушек, но уж больно уморительно они совокупляются. Чувствуется, охочи до этого, как и "лягушатники" французы. Взлезает самец (вестимо, не француз) на самочку, глаза вылупит донельзя и с самым серьёзным профессорским видом отдается инстинкту продолжения рода. Хоть бы квакнул от удовольствия да улыбнулся, рот ведь до ушей. Другое дело "гекко", маленькая золотистая ящерка с милейшей мордашкой, обитающая в Юго-Восточной Азии.

Эта, вопреки всем законам эквилибристики, может совокупляться на потолке. Самочка ловким движением проворачивает тазобедренную часть тела на 180 градусов, а потом ещё язычком в губки целует столь же проворного мальчика под-над собой. И глазки всегда весёлые и умные, не чета квакуше. Обожает жить с человеком в комнатах, где для них предусмотрены в потолочных углах вроде как ласточкины гнёзда, питается залетающими комарами и другим гнусом, за что человеком и пригрета.

О гекконе бытует легенда, что был это красавец юноша, сын богатого мандарина, оставившего ему большое наследство. Да вот загулял сынишка, денежки промотал, много безобразий учинил, но вовремя опомнился, лик свой Будде обратил и испросил милости замолить грехи свои тяжкие перед человеком. Потому и обращён был в ящерицу, живёт рядом, комарьё кусачее изничтожает, за человеком с любовью исподтишка наблюдает, а глянешь в глаза – стеснительно скрывается в гнездышке.

Дело было во Вьетнаме, зашла как-то ко мне бухгалтерша, еще и присесть не успела, а Геккоша мой, видимо, от изумления невидалью

(по холостому статусу и строгому загранкодексу женщины меня не посещали) свалился с потолка и угодил прямиком в декольтированную межгрудную щёлочку. То-то крика и суеты было, пришлось и платье скинуть и бюстгальтер рассупонить, тут уж не до стыдобы. Отодрал цепкого геккона, бухгалтерша наутёк, я ему пальцем погрозил и вижу, улыбается мне с потолка чертёнок, мол, здорово повеселились. Ну, разве на такого обидишься?