Александр Арефьев - Были и былички

Может, машины все на переработку и в башню Вавилонскую замуровать как памятник глупости человеческой? А сами на кобылку, ведь та разве что пукнет изредка, но ведь это с выхлопным газом не сравнишь. Мы всё скорость, скорость, а куда торопимся, в тридцать шестую тысячу вписаться? Да там и без нас уже большинство населения стусовалось.

Ведь есть же ещё велики, ролики, самокаты разные. А о ногах своих забыли? Это сейчас они из-за дыхалки сиплой, газами отравленной, ватными стали, а как машин не станет, побегут залётные, уж как пить дать быстрее их в теперешних пробках.

Ну, для тех, кто в Америку или Австралию какую спешит, оставим самолёты, пусть, дай бог, долетят – не разобьются. Ну а уж мы с

Москвы до Питера по земельке родимой, в эмпиреи не возносясь, на железных колёсиках да в купешке уютной, да под 150 грамм на сон грядущий до приезда в утро раннее как-нибудь дотянем с божьего благословения.

Конечно, борьба с коррупцией – дело нужное, и объявленная правительством кампания по непримиримой борьбе с этим злом, как говорится, в масть. Ведь сейчас, не позолотив ручку, шагу не шагнёшь, а в случае с ГАИ, не на ночь быть помянуту, теперешним

(Брр!) ГИБДД, – и километра не проедешь. Только есть опасение, что, как развернётся борьба по-настоящему, всё встанет и замрёт без этой волшебной смазки. Жизнь м у кой станет, да что жизнь, если в коридорах больниц сама смерть с косой на страже стоит, не дашь в костлявую лапу бабушке – и поминай как звали. Детки малые в двойках погрязнут, студиозус, последнюю копейку исправно в чёрную кассу спускавший, за дверьми института окажется, справку, что ты не верблюд, не получишь, так верблюдом и помрёшь.

Позволю себе заметить, была не раз уже такая кампания, хорошо помню объявление в парикмахерской на Патриарших прудах "Чаевые унижают достоинство советского человека". Ну и что? Брали, берут и брать будут без особого морального напряжения, а мы не погнушаемся опять и опять унизить человечка нужного ассигнацией. Ведь тот же

Фигаро-цирюльник потом врачу отстегнёт, а Гиппократ несчастный менту по нужде отслюнявит. Так и ходим по заколдованному кругу. Может, разумнее было бы глянуть в корень махрового цветочка да перво-наперво озаботиться повышением врачам, учителям и тем же гаишникам их отнюдь не зряплаты. Вот тогда и вздымай дубину народного гнева, да мы и сами мздоимцам полный кирдык сделаем, а последнего заспиртуем и положим в мавзолей на Красной площади в назидание потомкам.

Что ж это деется, господа хорошие? Я понимаю так, что мат на Руси не ругательство, а средство общения, но наши родные матюги искажать

– это ж последнее дело. А что сейчас подумает иноземец, наш великий и могучий изучающий? Нация голодных кулинаров, только о том и мечтающих, чтобы блинами горячими полакомиться. А пошто нам "факи" с

"шитами", свои что ль писунчики разонравились? Типа, блин, куда идём, в душу народную плюя. Понимаю ещё, что ни хрена не понимаю сына своего, когда тот в фитнес для шейпинга драйв поймать, а потом в нычку заломиться собирается, в воскресенье после утреннего хавчика.

Ну, отстегнёшь дочке опять же на дискач, заколебала уже, и к друзьям перетереть делишки. Какой базар, в натуре, полтос и все дела. Ништяк одним словом. Ой, мамочки, я ж и сам с этим новоязом родную мать-перемать забуду, родственников поминать перестану, в анатомии ниже пояса запутаюсь. Пора пришла в деревню, в глушь, в

Саратов, к истокам матерным обратиться. Вернусь, заматюгаю всех в борьбе за чистоту славянскую, первозданную. Вот, блин, история какая на мою больную головку.

Возрадовался бы Кропоткин, шагая по теперешней Москве, хоть в ценах, но реализовалась его идея о матери порядка. Ну полный беспредел анархии от той ещё матери. Заглянешь за бутылочкой в магазинчик по соседству: Батюшки, уже полтинничек цена. Смотаешься за угол: Господи, семьдесят. Что есть духу назад, а там уже сотенная. В аптеку заглянешь заморить червячка, что язву, подлюга, грызёт и изжогой изнутри шибает, соды-спасительницы нет, а

"Маалокс", весь из себя иностранно-импортный, по цене как бутылка

"Наполеона", а я его и за так не возьму, нахулиганил в Москве в своё время.

Капустка кислая у бабушки, что у дверей гипермаркета, от меня через дорогу, к пенсии приторговывает, так ценой шибает, что заколдобишься, разве что грамм на двадцать и хватит на занюх.

Хлебушко, мало того что стали ватой начинять вместо мякиша и корочку поджаристую украли, так ещё и в цене скоро к водочной приблизится.

Селёдочку в вакуумную упаковку загнали и плати за пустоту лишнее.

Под видом кваса, всенепременного по утру муторному лекарства, мочу со свинофермы, видно, разливают. По крайности я уж нахрюкался с его перепою. Эх, ну куда податься рассейскому алкоголику, хоть завязывай, коль бы не здоровье, которое поправки требует.

Разные профессии бывают, одни исчезают, как например, трубочист, оставивший заметный след в фольклоре и народных поверьях, другие появляются. Вымер и ямщик, ушедший в небытие, вытесненный с городских улиц вместе с лошадкой чадящим автомобилем. Осталась лишь в памяти народной лихость погонялы и умение выругаться, как только извозчик и умел. Исчезает и "холодный" сапожник в разбитых сапогах, традиционном фартуке до полу и любовью к солёной шуточке, вошедший в поговорки страстишкой уж если пить, то до состояния "риц" или "в стельку".

Зато появился программист с его интернет-зависимостью и завоёвывает своё место в анекдотах и слагаемых на ходу легендах о стремлении к "улётам" в виртуальность. Но есть профессии вечные, что исчезнут только с самим человеком, который кушает, всенепременно болеет, время от времени хулиганит и, извиняюсь, гадит. Я имею в виду повара, врача, милиционера и, трижды пардон, ассенизатора или, по прежнему его званию, золотаря. Этого последнего жизнь современная тоже вытеснила с больших городов, пересадила с облучка воза с огромадной бочкой на автомобиль с насосом, но жив он, курилка, и даёт о себе знать время от времени.

Слышал я тут историю от приезжего из провинции. Влюбился молодой красавец золотарь в девушку, а та упёрлась, либо, мол, профессию свою непрестижную, с дурным запашком меняй, либо от ворот поворот.

Но влюблён был в своё ремесло гордый ассенизатор, и девушка за другого пошла. Свадьбу в кафешке по соседству устроили, но и первое

"горько" не успели прокричать, как тут такое приключилось, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

Подогнал наш золотарь свою цистерну, шланг в форточку просунул да и опростал содержимое прямо на свадебную чету с друзьями и сородичами. Ох, и воплей было да сумятицы, а кафе и по сию пору закрыто, и народ его сторонкой обходит. Ассенизатора, знамо дело, на ковёр в суд призвали, но, брешут, судья с присяжными так развеселились, дело о злостном хулиганстве слушая, что простили незадачливого влюблённого, условностью дело закрыв. Так что, думаю, любая, нужная человеку профессия уважения к себе требует.