Владимир Костенко - На «Орле» в Цусиме: Воспоминания участника русско-японской войны на море в 1904–1905 гг.

Итак, никто не считает себя ответственным за перегрузку корабля: ни строители кораблей, ни командный состав флота. Значит, перегрузка — наше «бытовое явление», глубоко связанное с условиями существования флота, и паллиативными мерами его не устранить. Но мне ясно, что рецепт Бирилева не достигнет цели. Даже при проектном запасе водоизмещения в 4 процента можно было бы покрыть добавочную перегрузку всего в 550 тонн, а корабль уже сейчас перегружен на 1500 тонн и, наверное, до выхода в поход примет еще 200–300 тонн дополнительных грузов. Окончательная походная осадка корабля определится только в Либаве перед уходом из России: пока он не оторвется от связи со своими берегами, на него непрерывным потоком будут поступать непредвиденные грузы.

10 сентября. В Кронштадте вместе с «Орлом» стоят крейсера «Олег» и «Изумруд». 7 сентября «Олег» выходил на повторную пробу механизмов. Она снова дала неудовлетворительные результаты: в цилиндре высокого давления правой машины начался стук, который заставил прекратить пробу и вскрыть цилиндр. Его внутренняя рабочая поверхность оказалась покрытой довольно глубокими бороздами, а поршень — поврежденным. В нижней части цилиндра обнаружено несколько трещин. Вероятно, в цилиндр попал какой-то осколок металла, но точно определить причину повреждения не удалось.

Франко-русский завод, устанавливавший механизмы «Олега», срочно приступил к исправлению. Так как для отливки и обработки нового громадного цилиндра потребовалось бы несколько месяцев, то было решено ограничиться ремонтом поврежденного цилиндра.

«Олег» не успеет закончить исправления к моменту ухода эскадры из Либавы. Легкий крейсер «Изумруд», постройки Невского завода, также будет принужден отстать от главных сил эскадры Рожественского. Он прибыл в Кронштадт с завода только 1 сентября и на днях выйдет на пробу механизмов и артиллерии. Затем предполагается переход его в Ревель на присоединение к эскадре для участия в «высочайшем» смотре.

13 сентября. Воспользовавшись воскресным днем, вчера я отправился пароходом в Петербург проститься со своими друзьями перед уходом из Кронштадта в Ревель, так как выход «Орла» в море назначен на 17 сентября.

Мой брат Василий, технолог, еще не вернулся с летней практики. Все друзья расспрашивали меня об эскадре, об «Орле», о новых сослуживцах, обстановке судовой жизни и о будущих планах Рожественского. Уже по самому тону задававшихся мне вопросов и ироническому отношению к нашим флотоводцам, морякам и кораблям было видно, что флот не только не популярен, но и стал мишенью насмешек и острот. Грозные новые броненосцы именуются «самотопами», а эскадра, которая должна одолеть адмирала Того, удостоилась названия «испанской армады».

Перед уходом из России мне хотелось узнать, как мои друзья оценивают современные общественные настроения, какие надежды зреют в прогрессивных кругах, студенческой среде, рабочих массах и в подпольных сферах в связи с затруднениями, в которые попало царское правительство на театре военных действий. Хотя мои товарищи никакими определенными сведениями не располагали, мне были интересны их личные выводы, основанные на наблюдениях и впечатлениях от соприкосновения с самыми различными слоями населения.

Они единодушно утверждали, что на этот раз Россия не минует серьезного революционного взрыва. Уже сейчас повсюду начинает прорываться нарастающее недовольство. Оно все чаще выражается в резко критическом отношении к действиям правительственной власти, авторитет которой быстро падает под влиянием военных неудач.

Между тем война затягивается и требует все больших материальных жертв при весьма неблагоприятных перспективах на будущее.

Между успехами на военных фронтах и нарастанием волны революционного подъема установилась зависимость «по формуле обратной пропорциональности»: чем хуже на фронте, тем сильнее будет напор изнутри страны и скорее налетит первая буря...

Оставалось мало времени до ухода последнего парохода в Кронштадт. Я хотел еще забежать проститься с моим другом, механиком последнего курса училища Васей Филипповским, который только что вернулся из учебного плавания в Балтийском море. Он жил с отцом недалеко от пароходной пристани. Наша прощальная беседа продолжалась не более получаса и касалась главным образом перспектив успеха эскадры Рожественского.

Отец Филипповского, старый штурман флота и работник Балтийского завода, был большим поклонником Рожественского и твердо верил в успех его предприятия. Вася же не верил в возможность успеха нашей эскадры. На прощанье он только пожелал мне вернуться целым назад из этой «безнадежной авантюры».

Я поспел на пристань уже к самому отходу кронштадтского ночного парохода и едва успел перескочить через фальшборт на палубу. Пароход оказался до последнего предела переполненным подгулявшей в воскресный день кронштадтской публикой. Преобладали моряки, главным образом с кораблей 2-й эскадры. Весь полубак был забит сплошной толпой матросов, большинство которых было порядком навеселе. Оттуда неслись залихватские песни, сопровождаемые трелями гармошки, раздавались взрывы хохота, топот ног матросской пляски и бабий визг.

Я попытался приткнуться в буфете, но там на всех диванах уже устроились пассажиры, заблаговременно явившиеся на пароход с намерением выспаться до прихода в Кронштадт. Пришлось подняться на открытую прогулочную палубу, где я и примостился впереди рубки рулевого, ближе к носу, чтобы по привычке следить за движением судна в ночном мраке. Мерные удары гребных колес вспенили темную поверхность Невы, и пароход, развернувшись, быстро пошел по течению.

Справа обрисовалось рядами полуосвещенных окон громадное здание Морского корпуса, в котором я три лета прожил во время практики. Против здания у самой воды мелькнул темный силуэт памятника Крузенштерну. Напротив по левому берегу чернели эллинги и здания Нового адмиралтейства, стапеля которого были погружены во мрак. Там в постройке были только небольшой транспорт «Волга» и канонерская лодка «Хивинец».

Ночные работы на заводе не велись, и, казалось, жизнь на нем замерла. Ниже по течению Невы, хотя ночь была облачная и безлунная, привычный глаз уловил у выхода в Финский залив на правом берегу знакомые контуры огромного эллинга Балтийского завода. Самое здание также не было освещено, и только зная, что в нем скрывается корпус нового огромного броненосца «Павел I» в 16600 тонн, можно было различить его кормовой набор, тускло освещенный береговыми фонарями.

У достроечной набережной стоял голый остов недавно спущенного корабля «Слава» — последнего (пятого) из серии броненосцев типа «Бородино». Он настолько отстал от своих четырех собратьев, что считалось бесполезным форсировать работы на нем.