Владимир Костенко - На «Орле» в Цусиме: Воспоминания участника русско-японской войны на море в 1904–1905 гг.

В бинокль можно рассмотреть берег. Он полог и не имеет возвышенностей. Чистая песчаная полоса, выглаженная прибоем, отделяет от океана дивный африканский непроходимый лес. Над зеленой стеной чащи, как фонтаны, поднимаются высокие кроны кокосовых пальм.

С берега из лесов на наш корабль залетают огромные африканские бабочки. Одна из замеченных мною имела дивную синюю окраску. Такой же экземпляр я видел в коллекциях зоологического музея Академии наук. Бабочка была доставлена нашими моряками еще во время парусного флота.

Берег так и манит к себе, волнуя воображение. Но мы, по своей неопытности и незнанию тайн здешней флоры и фауны, легко могли бы стать жертвой несчастного случая. Вчера, например, француз рассказывал на «Суворове», что в здешних лесах на деревьях ютятся маленькие красные прыгающие змейки, укус которых безусловно смертелен. Местное население для защиты от них натирается какой-то вонючей жидкостью, извлекаемой из сока растений, и этим предохраняет себя от опасности.

Чудовищный боа-констриктор, способный своими кольцами раздавить быка, как цыпленка, царствует здесь в зарослях.

Но особенный ужас наводят дикие слоны, которые бродят огромными стадами. Жители лесов устраивают на них охоты целыми племенами, организуют лесные завалы и западни в виде скрытых ям. Слоновой костью торгуют здесь, как у нас дровами. Вообще — это страна сказочных чудес, где «на неведомых дорожках — следы невиданных зверей», а в чаще джунглей — «там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит».

Сегодня впервые над нами разразилась настоящая тропическая гроза. Она налетела на эскадру во время погрузки угля и уже задолго до приближения прислала извещение о своем подходе по беспроволочному телеграфу. Пришлось отключить антенну от приемной станции.

Над джунглями вспыхивали непрерывные огненные стрелы, поражавшие землю из надвинувшейся черной тучи, резко очерченной на чистом синем небе. Затем налетел стремительный шквал и согнал в кучу все катера и шлюпки, державшиеся на бакштоге за кормой. Следом хлынул ливень с такими оглушительными раскатами грома, что, сидя в каюте, можно было принять их за залпы нашей 12-дюймовой башни. Весь корпус судна содрогался. Туча прокатилась столь же стремительно, как и пришла. И через 5 минут снова сияли звезды, а из-за леса с востока вставала красная, уже ущербленная, луна.

16 ноября. Развлечения эскадры. За двое суток напряженной погрузки «Орел» успел принять 1400 тонн угля, и теперь его полный запас составляет 2200 тонн. Научившись рассовывать уголь по всяким закоулкам, мы умудрились на этот раз принять на 200 тонн больше, чем в Дакаре. Даже на срезах обоих бортов у средних 6-дюймовых башен устроили такие же открытые углехранилища, как на юте позади 12-дюймовой кормовой башни.

Однако перегруженный броненосец стал очень неустойчив и проявляет склонность крениться при всяком перемещении грузов. Даже скопление команды на борту и спуск катера с ростр выводят его мачты из вертикального положения. Метацентрическая высота, по моему подсчету, сократилась до двух футов, что можно считать безопасным для плавания только при уверенности в совершенно спокойной погоде.

Погрузка угля на этот раз происходила в открытом океане, т. е. в нейтральных водах, так что дипломатические препирательства с французскими властями не могли возникнуть. Губернатор даже рекомендовал Рожественскому избрать для стоянки более укрытое от волнений место у мыса Лопес на один градус к югу от Габуна. Там при впадении реки Огове имеется огромный рейд, защищенный от преобладающих южных ветров высоким мысом, далеко выдвинутым в открытый океан. Но адмирал отклонил это предложение, не желая рисковать глубокосидящими кораблями при подходе к неизвестным берегам.

Сегодня, закончив после погрузки утреннюю генеральную приборку корабля, мы надеялись получить разрешение на сношение с берегом. Всем хотелось хоть мельком взглянуть на городок Либревиль, расположенный в этой сказочной стране. Но день пропал даром, так как адмирал был в грозном настроении и прогнал флаг-капитана, когда тот сунулся к нему за разрешением отпустить на берег офицеров с кораблей, закончивших погрузку. Все были очень разочарованы этим неудачным оборотом дела. Настроение было испорчено, и даже отдых после тяжелой продолжительной погрузки превратился в скуку. В кают-компании разговоры с самого утра приняли мирный характер. Более нетерпеливые весьма непочтительно честили адмирала.

К полудню были получены очередные приказы Рожественского, которые пролили свет на причины адмиральского гнева, а наш ревизор, вернувшийся с «Суворова», основываясь на рассказах офицеров флагманского корабля, дополнил новости интересными деталями. Героем событий вчерашнего дня оказался крейсер «Дмитрий Донской». Командир «Донского», капитан 1-го ранга Лебедев, вчера лично явился на госпитальный «Орел» И пригласил в гости на крейсер сестру милосердия Клемм, двоюродную сестру одного из офицеров его корабля. Так как старшего врача на «Орле» не оказалось, то сестра получила разрешение на отъезд от дежурного врача и отправилась на катере вместе с офицерами «Донского». Между тем было уже без десяти минут шесть, а по вчерашнему приказу адмирала всякие сношения между кораблями должны прекращаться ровно в 6 часов вечера, т. е. с заходом солнца, после чего все проходящие шлюпки подвергаются обстрелу с дежурного катера. Следовательно, Клемм до утра не могла вернуться на госпитальный корабль.

На «Донском» умеют нескучно проводить время, и, закончив погрузку ранее других, офицеры решили устроить в кают-компании небольшой «фестиваль», воспользовавшись визитом интересной гостьи. Командир также участвовал в этом «рауте». Далеко за полночь от «Донского» отвалил катер с тремя офицерами, вызвавшимися доставить в сохранности сестру милосердия на белый «Орел». Офицеры были порядком навеселе и, видимо, рассчитывали проскочить незаметно от дежурного катера. Но катер «Донского» был задержан дежурной миноноской «Суворова». Рожественский приказал арестовать его и привести к борту «Суворова». К счастью, сестра милосердия уже была высажена на свой корабль. Когда арестованный катер был у трапа «Суворова», офицеры «Донского» громко возмущались арестом. Адмирал, несмотря на глубокую ночь, был на юте броненосца и все слышал. Приказав офицерам подняться наверх, Рожественский поставил их во фронт и изругал последними словами, а затем заявил, что таких помощников ему не надо и он отошлет их для суда в Россию.

Все происшедшее нашло красочное отражение в следующих двух приказах адмирала, которые заношу дословно ввиду их характерности для нашего командующего и выразительности его стиля: