Владимир Костенко - На «Орле» в Цусиме: Воспоминания участника русско-японской войны на море в 1904–1905 гг.

Что касается командира броненосца Юнга, то он держался весьма изолированно, на жизнь кают-компании влияния не имел, а за офицерским столом появлялся только по приглашению — в праздничные и торжественные дни. Свое время Юнг проводил на мостике, в запасной командирской каюте позади ходовой рубки, прислушиваясь к звонкам машинного телеграфа. В каждое мгновение он был готов по очередному сигналу адмирала принять на себя управление кораблем. Юнг имеет большой опыт океанских плаваний на старых фрегатах с парусным вооружением, хорошо знает море, чувствует корабль, но все, что находится ниже броневой палубы, его мало интересует и для него непонятно. Он старый холостяк, привык жить на кораблях. Из близких родных у него на берегу только пожилая сестра. Юнг — прямой, образованный и честный человек, искренно любящий флот.

Выразителем коллективного мнения офицеров кают-компании все более становится наш второй артиллерист Александр Владимирович Гирс. Он много лет проплавал в Тихом океане на кораблях артурской эскадры, откуда вернулся только за год до начала войны. Прекрасно изучил дальневосточную обстановку и знает весь личный состав Артура. Поэтому при обсуждении военных событий его мнение для нас является наиболее авторитетным. Влияние Гирса в кают-компании основывается не только на его знании морского дела. Он невольно привлекает к себе как исключительно культурный, образованный и интересный человек. Гирс беззаветно любит морскую стихию и глубоко чувствует недостатки русской системы организации флота. У Гирса нет старых флотских предрассудков. В каждом человеке он прежде всего ценит его личные качества, в обращении с окружающими не подчеркивает своего превосходства и со всеми держит себя исключительно просто. В то же время он всегда готов восстать против всего, что противоречит его принципам и представлениям о чести. В кают-компании именно он поддерживает дух равенства и товарищества и создает ту коллективную сплоченность, которая является залогом единства в трудной обстановке.

11 ноября. Эскадра в пути. Послезавтра, по расчету штурманов, придем на очередную якорную стоянку к устью реки Габун. Весь этот переход эскадра совершает почти вдоль экватора в области теплого Гвинейского течения, а поэтому обстановка плавания стала особенно тяжелой. Загромождение внутренних помещений и палуб углем еще усугубляет наши лишения. Только два дня назад закончилась уборка угля с юта, и теперь мы имеем свободную площадку для вечерних прогулок после захода солнца. Но и сейчас запас угля превышает 1000 тонн, и, придя к Габуну, «Орел» будет иметь заполненными все угольные ямы под броневой палубой.

На последнем переходе участились аварии и поломки механизмов. Много раз вся эскадра принуждена была часами стоять в океане без движения, ожидая, пока исправлялись повреждения вышедшего из строя корабля. Но стоило эскадре тронуться дальше, как немедленно обнаруживался следующий кандидат на получение своей порции ругательных сигналов адмирала. Наши механики утверждают, что в участившихся поломках механизмов виноват сам адмирал. Он устраивает очередные эскадренные скандалы из-за каждой вынужденной остановки. Но во время происшедшей задержки ни один корабль не знает, сколько времени продлится остановка, и поэтому не может воспользоваться ей, чтобы исправить собственные дефекты. Например, двое суток назад мы простояли всю ночь, пока «Бородино» менял лопнувший бугель маршаллевского парораспределительного устройства. В это же время на «Орле» давно грелся подшипник в коридоре правого вала. Необходимо было вскрыть подшипник, осмотреть его и перебрать, на что требовалось не более трех часов. Но как старший механик мог решиться на это во время вынужденной остановки, если было неизвестно, когда тронемся дальше? И наши механики, скрепя сердце, пускают в ход «охлаждение» теплой забортной водой в надежде дотянуть до ближайшей якорной стоянки. А через час приходится самим поднимать сигнал о неисправности подшипника с просьбой остановиться для исправления.

Вчера старший механик Парфенов в момент остановки из-за транспорта «Малайя» доложил командиру о необходимости вывести из строя одну машину на два часа. Юнг в ужасе замахал на него руками при мысли о том, какие громы и молнии адмиральского гнева он рискует навлечь на себя. Однако у старшего механика не оставалось выхода. Он знал, что воздушный насос до Габуна не дотянет, а поэтому приказал на свой риск вскрыть цилиндр насоса, рассчитывая, что авось «Малайя» проваландается более двух часов. И когда его надежда оправдалась, то он был более счастлив, чем если бы получил награду или благодарность адмирала. На этот раз все сошло благополучно.

Спрашивается: неужели на длительных переходах в 12–15 дней адмирал не мог назначить законные предусмотренные остановки по расписанию, хотя бы раз в три дня на 4–5 часов? Если бы корабли были заранее предупреждены, что это время будет дано им для очередных исправлений, то у каждого корабля нашлось бы немало дефектов, которые во-время могли быть устранены. В результате сократились бы непредусмотренные срывы движения эскадры. Только за вчерашний день эскадра вынуждена была стопорить машины несколько раз. Каждый корабль старался держаться в строю до последней минуты, даже идя на риск серьезных поломок.

Сегодня днем «Александр III» внезапно поднял сигнал «Не могу управляться» и с положенным на борт рулем стремительно вылетел из кильватерной колонны. «Бородино» еле успел разойтись с ним.

Далее следовал «Орел». Сначала наш командир спокойно убавил ход, чтобы дать «Александру» отойти. Но «Александр», описав циркуляцию, вдруг дал задний ход и остановился поперек курса «Орла», видимо, предполагая снова занять свое место в строю. «Орел» шел прямо на него, угрожая «Александру» таранным ударом в борт. В последний момент Юнг нервным голосом отдал приказ в машину: «Полный ход назад!» В машине, видимо, предчувствовали это и без малейшей задержки дали задний ход, но колоссальная инерция броненосца еще продолжала увлекать его вперед. Расстояние между «Орлом» и «Александром» сократилось до 1/4 кабельтова, так что командиры бросили семафор и переругивались голосом в мегафоны.

Адмирал немедленно просигналил «Орлу»: «Не умеете управляться». Юнг ответил: «Счастливо избежал возможности ударить «Александра» тараном». Но адмирал продолжал гнуть свою линию: «Следовало положить лево на борт и дать полный вперед».

Действительно, этот маневр был бы более целесообразен, если бы Юнг каким-либо чудом мгновенно узнал, что собирается предпринять «Александр». Но вся трудность положения заключалась в том, что маневр «Александра» явился полной неожиданностью для Юнга.