Владимир Дроздов - Два рассказа бывшего курсанта

Он понимал: пламя опять может перехлестнуть через козырек, ворваться в кабину, помешать при посадке, как только самолет выйдет на прямую. Однако оно явственно затухало. Струю бензина сдуло с выхлопных патрубков, и она ударилась о противоположную стойку, разлетелась брызгами. А теперь они гасли в воздухе, бензин больше не долетал до патрубков, не загорался вновь. И когда нос "эр-первого" наконец нацелился на нейтральную - пожар потух.

Брызги бензина еще били в козырек, мешали следить за быстрым приближением земли. Пасынков чуть-чуть высунулся из-за козырька, так, чтобы бензин все же не попадал на очки. И тут земля приковала все его внимание.

Ведь очень сильный попутный ветер требовал производить посадку обязательно на три точки. Он не простил бы даже самого небольшого недотягивания ручки на себя - мог перевернуть самолет в случае торможения о землю одними колесами. И Пасынков тянул ручку быстрее, чем обычно. И одновременно парировал крены - еще в зачатке. Да, это была одна из тех его посадок, которой он вправе был гордиться.

Только сразу после приземления возникли у Пасынкова новые заботы: при попутном-то ветре, да еще таком сильном, пробег неизбежно удлинится. А хватит ли аэродрома? И бензин продолжал хлестать из резиновой трубки лился вдоль стойки. Значит, достаточно случайно высечь искру во время пробега, и самолет вспыхнет, взорвется? Правда, Пасынков видел: впереди техники растаскивали все, что может ему помешать, - катись хоть до самых ангаров. Да и заискрить на цельнодеревянном "эр-первом" не так-то просто.

И все-таки, продолжая очень строго держать машину, не позволяя самолету сойти с прямой, Пасынков расстегнул привязные ремни - приготовился в крайнем случае выскочить на ходу. Но повезло: "эр-первый" остановился, не добежав до ангаров добрых ста метров. Техники тотчас бросились к нему на помощь, а Пасынков одним рывком выметнулся из кабины на плоскость и зажал проклятую резиновую трубку выше места разрыва - бензин перестал течь.

Конечно, курсант Пасынков заработал очередную благодарность командования школы и как бы сдал экзамен на собственный летный почерк: спокойствие, находчивость, умение не доверяться бездумно авторитетам, всякий раз трезво оценивая неповторимо-новую обстановку в воздухе. И заслужил "право на пассажира" всего лишь после пятнадцати самостоятельных полетов - в следующий раз уже пошел в зону не с "Иван Иванычем", а с Володькой Морозовым.

И вот, спустя несколько десятилетий, я вспоминаю наш разговор перед этим пожаром на взлете. Не знаю, кем стал Пасынков. Но мне кажется, он должен был добиться многого.

1973-1974