Владимир Дроздов - Над Миусом

Со смешанным чувством облегчения и досады Николай влез в кабину "кукурузника", взлетел, развернулся над балкой. И опять-таки бреющим, под прикрытием Астапова и Седых, пересек линию фронта, а затем приземлился на своем аэродроме.

Наверно, главную роль в исходе всего предприятия сыграла внезапность. Немцы никак не могли ожидать на этом участке фронта - далеко от района прорыва - нападения нескольких десятков советских самолетов. Из-за дымки они, видимо, прозевали бреющий полет "кукурузника" и не связали налет штурмовиков и истребителей с его короткой посадкой. Разве пришло бы в голову немцам, что русские летчики затеют подобную катавасию ради спасения своего товарища от грозящего ему наутро плена?

Обсуждая на разборе поиск Лаврова, ребята гадали: ушел ли он в сторону фронта или, наоборот, в тыл, где мог спрятаться у жителей? Он ведь знал о начале нашего наступления. Знал, что прорыв уже совершен у Саурмогилы, что в прорыв уже введены танковые и мотомеханизированные корпуса. Значит, мог надеяться, что через несколько дней он вернется к своим.

И никого не удивило, что Лаврова не оказалось в сарае. Ребята прямо заявляли:

- Да разве он усидит? Небось как раз перед вечером и тронулся по балке - ночью спокойнее идти.

Уже засыпая, Николай заметил: а ведь Володькино место на нарах никто не занял! Значит, надеются, что вернется...

АРСЕНИЙ БОРИСОВИЧ СТРОЕВ

Обычно получалось так, что лишь поздно вечером можно было оглянуться на сделанное за день. Да и то далеко не всегда. Вот и сегодня Арсений Борисович ушел к себе из штаба дивизии не сразу после того, как майор Ковач доложил: Лаврова не нашли, потерь нет. А вслед за ним позвонил генерал Токарев н сказал весело: "Ну, мои "горбатые" далп немцам чёсу, фашисты в ответ и не пикнули. А твои-молодцы! Хорошо прикрывали. Небось немцы после нашего налета начнут к этому участку фронта резервы подбрасывать. Пожалуй, мы часть их уведем от Саур-могилы-вроде отвлекающего удара получится".

В сущности, уйти домой Арсения Борисовича заставил доклад техника по вооружению. Оказывается, на "аэрокобре" Тарасенко обнаружен большой расход боеприпасов. Но у Тарасенко в рапорте ясно сказано: по "мессеру"

и по "раме" вел огонь только Лавров. Так по кому же тогда стрелял Тарасенко? Хорошо хоть, что о своем открытии техник не успел разболтать. Видно, почувствовал: тут что-то неладно. Арсений Борисович похвалил его сдержанность.

Дома прежде всего захотелось припомнить обстоятельства этого несчастного вылета. Несчастного? Ведь сбиты три немецких самолета и только один наш. Но если бы арифметикой все определялось! И вообще в последнее время потери почему-то стало труднее переносить, готов себя винить чуть ли не за каждую. Ну, конечно, Лавров - не рядовой воздушный боец... Но не это главное. Получается, будто стоило комдиву нарушить свое же правило - без крайней нужды не вмешиваться в распоряжения командиров полков, - и тотчас же... Ковач летал с Лавровым после его возвращения из Москвы, может быть, что-то заметил? .. Ну, скажем, спешку-такое естественное нетерпение давно не летавшего летчика? И следовало спросить у Ковача, почему он отложил вылет. А комдив просто посочувствовал Лаврову! Как летчик, которому тоже не дают летать.

Генералу Строеву самому запрещены боевые вылеты, но он летает втихомолку. И в дивизии все это знают.

Только приходится просить начальника штаба: "Если позвонит командующий, скажите, что я пошел в землянки летчиков, вернусь через часок". А сам - в самолет и... по газам! И начштадив виду не покажет, что прекрасно понимает, какие это "землянки". Однако в случаях, не терпящих отлагательств, передает по радио в воздух:

"Вас ждут дома". Недавно пришлось прервать боевой вылет. Ведомым у генерала Строева был Николай Тарасенко, и довелось убедиться: он отличный ведомый - ловко "месса" снял. Как ему не верить на земле, если в воздухе он не подводит? Лишь благодаря Тарасенко удалось выйти из боя в трудный момент. А что он мешковат, весь какой-то мятый и ходит вразвалку, переваливается с боку на бок, словно утка... Он и лицом на утку похож: нос приплюснутый, рот, как говорится, до ушей.

Однако главное теперь-после доклада оружейникаэто понять, что скрыла военная дымка.

Ну, предположим, Тарасенко вместе с Лавровым стрелял по "раме". Но почему это нужно замалчивать? В том случае, если оба слишком увлеклись, атакуя "раму", а вывернувшиеся из дымки "мессеры" сбили Лаврова?

Тогда, конечно, вина Тарасенко. Пусть он потом еще и с "мессерами" дрался - отсюда и большой расход боекомплекта. А все же... Ни разу до сих пор Тарасенко не был замечен ни в каком вранье - зачем же подозревать его? Проще предположить, что "рама" сбила Лаврова, а Тарасенко мстил за друга. Только и в этом случае ни к чему было утаивать собственный расход боеприпасов.

Вот если Тарасенко, ведя вместе со своим командиром огонь по "раме", нечаянно попал в Лаврова?.. Тот в азарте мог и сам подсунуться...

Нет, не стоит гадать.

Арсению Борисовичу вспомнилось, как весной 1928 года он гулял с другом Сашей и случайно вышел на окраину своей родной Пензы... По полю медленно катился самолет! Тогда это еще было необычайное зрелище - друзья замерли.

Но вот мотор взревел, громко затрещал, и самолет все быстрее, быстрее побежал по полю. Друзья даже не заметили, как он оказался в воздухе. А самолет поднялся повыше, наклонился на одно крыло. Саша схватил Арсения за руку, шепнул:

- Смотри, падает!

Нет, самолет выровнялся, только полетел теперь поперек поля. И еще трижды опускал крыло и менял направление полета. Будто специально кружился вокруг Арсения и Саши. Наконец стрекотание мотора стихло, перешло в еле слышное шелестение или шуршание. Перед посадкой самолет начал постепенно приподнимать нос, опустил хвост, недолго пролетел над поверхностью поля на небольшой высоте и вот уж покатился, слегка подрагивая крыльями - как бы приплясывая от удовольствия.

Тогда-то и поклялись Арсений и Саша: станут летчиками. И, конечно, им повезло: комсомол как раз объявил первый призыв в авиацию. Друзья получили путевки.

А потом оказалось: поле, на котором они впервые видели самолет, будущий учебный аэродром! А самолет - их будущая учебная машина. И летать будет их учить ТОТ самый летчик по фамилии Степанов, чей полет они наблюдали. Он на этой "аврушке" воевал еще в гражданскую войну.

Арсений и Саша стали учлетами. Целые дни друзья проводили у самолетов чистили их, мыли, ремонтировали. Однако поначалу многое в машине было им непонятно. То и дело возникали вопросы... Кроме "авро" вскоре появились еще "фарманы", "анрио", "де хевиленды". Их надо было изучать.

Больше всего Арсений любил те редкие минуты, когда вдвоем со Степановым поднимался в воздух. Только, молчаливый и доброжелательный на земле, в полете Степанов чуть ли не зверел, не прощая учлету ни малейшей ошибки. Изощряясь в изящных выражениях, требовал снова и снова - до полного автоматизма - повторять упражнения. И вроде никогда не оставался доволен, никого ни за что не хвалил.