Владимир Дроздов - Над Миусом

Арсению иногда хотелось все бросить, уйти в механики - во время ремонта Степанов не матерился, терпеливо объяснял непопятное. Однако гордость не позволяла уйти и желание летать пересиливало обиду. Арсений терпел своеобразное красноречие Степанова и лишь изо всех сил старался не давать инструктору повода для насмешки.

Однажды Арсений на глубоком вираже не справился с моментом перемены рулей - в кабину задуло слева.

И сразу Степанов заорал:

- Вылезай к чертям собачьим! Кому говорю, вылезай!

Они находились в зоне на высоте тысячи метров. И летали без парашютов. Однако Арсений спокойно отстегнулся, встал, перекинул ногу через борт, нащупал носком сапога крыло - начал вылезать... Он не думал в эту минуту, что будет делать в следующую, просто должен был как-то отвлечься от кипевшей в нем обиды.

Вот когда впервые Степанов засмеялся, весело крикнул:

- Ну, молодец! Хоть труса не празднуешь!

И добавил уже по-деловому:

- Давай-ка еще раз глубокий влево, да повнимательнее!

Но и после этого случая Степанов не перестал ругаться. Даже еще изобретательнее сделался.

Вот Арсений как-то зашел на посадку точно по "Т", а финишер прозевал изменения в направлении ветране развернул строго по нему полотнища "Т". Из-за небольшого ветра-боковика самолет Арсения начало сносить, и он не сразу это заметил, поздновато взялся бороться со сносом. Правда, к моменту приземления он все же успел погасить снос. А все равно Степанов целую неделю позорил Арсения перед учлетами, угрожал выгнать из училища...

Арсений старался летать как можно лучше, но Степанов обязательно находил какое-нибудь, пусть самое незначительное, упущение. И ругал, ругал, ругал... Конечно, остальным учлетам своей группы тоже не давал спуску. Однако тогда казалось: Арсения он ненавидит, придирается куда больше, чем к другим.

Однажды вечером во время послеполетного ремонта главный механик похвалил Арсения за быстрое исправление колеса, поврежденного кем-то из учлетов при посадке. И вдруг добавил:

- Ну, готовься! Завтра Степанов выпустит тебя самостоятельно!

Если бы этот доброжелательный человек знал, как подействуют его слова на Арсения!

В ту ночь Арсений почти не спал. Ведь это явное противоречие: инструктор недоволен им, а вместе с тем собирается выпускать одного. Трудно было понять: как придира Степанов может доверить "аврушку" учлету, которого только что поносил последними словами?

Настало утро. Арсений как ни в чем не бывало произвел с инструктором очередной полет по кругу. Вылез, чтобы получить замечания. И тут, словно сквозь воду, вдруг услышал:

- Иди, садись в кабину! Полетишь самостоятельно!

Один по кругу. Первым в училище вылетаешь, смотри у меня, если напортачишь!

Степанов быстро выскочил из своей кабины, но Арсений влезал в свою медленно, долго устраивался на сиденье...

И Степанова рассердила минутная задержка учлета.

Он вспрыгнул на крыло, закричал: "Ну, чего ждешь, раззява?! Взлетай, так-перетак!" - и быстро сунул вперед сектор газа. Мотор взревел, Степанова то ли сдуло с крыла струёй от винта, то ли он сам спрыгнул. А самолет ходко пошел на взлет. И Арсений, как и полагалось, плавно отжал от себя ручку управления - облегчил "аврушке" поднятие хвоста, отрыв от земли. Он взлетел точно по всем правилам, словно и не был перебудоражен случившимся.

Однако, внимательно выполняя все наставления своего инструктора, Арсений перебирал в уме разные способы мести. Наконец решил: "Сяду не у "Т", где ты меня поджидаешь, а на краю летного поля! И сразу - в лес.

Пока ты до самолета добежишь, я уже из глаз скроюсь".

Воображение подсказывало и как вести себя дальше: сделать крюк по лесу, выйти к железнодорожной станции, забраться в пустой товарный вагон и "зайцем" доехать до Сызрани. А там всегда можно наняться грузчиком...

Мысленно растравляя и подстегивая себя, Арсений незаметно все же развернулся точно по "Т", вовремя перевел двигатель на малые обороты... Видно, из-за выработавшегося уже летного автоматизма зашел на посадку правильно и отлично посадил машину у самого "Т". И спохватился, лишь когда увидел: Степанов показывает ему сжатый кулак с поднятым вверх большим пальцем - хвалит!

Как положено, Арсений зарулил на линию предварительного старта, чтобы получить от инструктора замечания. А Степанов просто показал два пальца мол, разрешаю еще два полета. Это был успех, на какой Арсений даже не надеялся!

И все же потом, на разборе, Арсений стоял в строю хмурый, насупившись: не мог простить бесчисленных обид. А Степанов поглядел на него и при всех сказал:

"Ну, этот гордый летчиком будет". Внутри словно что-то смягчилось. И так хотелось снова подняться в воздух!..

Ради этого он готов был, если придется, и дальше терпеть ругательства, обиды. Но самому себе обещал твердо:

"Всегда буду обходиться с людьми справедливо и человечно".

И вот генералом стал, а до сих пор, кажется, ни разу не изменил слову.

Строев любил летать, в любую минуту готов был подниматься в воздухпросто не мог, да и сейчас не может без этого. Почему же Тима-генерал Хребтов-не понимает?

Год назад, под Сталинградом... Новоиспеченному генералу Строеву удалось сбить одного из асов эскадры "Удет". А по радио (переговоры в воздушном бою велись открытым текстом) немцы узнали-кто, ну, конечно, только фамилию. И через день на аэродромы дивизии были сброшены листовки: "Все равно собьем вашего аса Строева!" Вот генерал Хребтов и запретил ему летать.

И до сих пор свой запрет не снял. Мол, в летчиках пет недостатка, а командиров дивизий всего пять, терять их нельзя. Хотя разве не ясно, что авиадивизия - не воздушная армия. Ею невозможно хорошо командовать, если сам не летаешь. Здесь часто приходится не на словах, а личным примером учить подчиненных.,.

И ведь совсем незадолго до запрета Хребтов, казалось, понимал все это сам же хвалил, когда Строев лично сбил два Ю-88. Правда, он еще не был генералом, но командиром дивизии уже был.

Был приказ командующего фронтом генерала Еременко прикрыть караван барж с бензином. Во второй половине августа 1942-го это было ох как нелегко! Мало того, что истребителей не хватало, что немцы прекрасно знали аэродромы дивизии, бомбили их или блокировали.

Главное, караван с бензином полз от Астрахани до Сталинграда шесть суток! Против течения, да отстаиваться приходилось. И тогда полковник Строев придумал хитрость: двенадцать "яков" припрятал звеньями на трех полевых площадках в засады. Никаких подъездных путей, никаких домиков рядом - голая степь и камыши.

Землянки для летчиков и техников этим же камышом замаскировали. И самолеты - тоже. И никакого хождения или езды поблизости.

Караван немцы, понятно, обнаружили на следующий же день. Рассчитали, что сталинградским истребителям его не прикрыть - далеко. Однако немецкие воздушные разведчики не заметили аэродромы засад. Поэтому бомбить караван послали девятку Ю-88 без сопровождения "мессеров".