Вильгельм Йонен - Ночные эскадрильи люфтваффе. Записки немецкого летчика

Через девять часов после моей вынужденной посадки в Цюрихе к нашим родным в Хомберге, Альтенбурге и Бреслау явились гестаповцы. Они провели обыски, забрали фотографии и письма, дома опечатали, а наши семьи арестовали и отправили в гестапо. Гиммлер действовал быстро и эффективно. В тот же день двое мужчин в штатском с дипломатическими паспортами отправились из Берлина в Цюрих и Берн. Один из них получил задание взорвать мой самолет, а другой должен был застрелить меня. Наших родных непрерывно допрашивали. Поскольку ничего выудить из них не удалось, их просто оставили в тюрьме. Еда была отвратительной, камеры — грязными и вонючими. И никакой воды.

О происходящем вскоре узнали в штабе 1-й дивизии истребительной авиации. Геринг пришел в ярость, но Гиммлера, главу тайной полиции, это не тронуло, но приказы об арестах родственников и моем уничтожении он все же отменил. Офицера СС, замаскированного под гражданское лицо, остановили на границе срочной телеграммой, но второй эсэсовец, который должен был взорвать мой самолет, границу уже пересек. На третий день нашего интернирования мой C9-ES взорвался на аэродроме Цюрих-Дюбендорф при таинственных обстоятельствах. На седьмой день моих родных освободили, предварительно взяв с них подписку, что они ни словом не обмолвятся о том, что с ними случилось.

Я был потрясен услышанным и немедленно позвонил домой успокоить родителей. На следующий день мы вылетели из Берлина в Гагенау, в Эльзас. Нас встречала вся эскадрилья. Все были счастливы, а когда я вытащил пачки сигарет и раздал их товарищам, счастью не было предела. Мы разговаривали до поздней ночи.

Я съездил в Хомберг навестить родных и нашел их в очень подавленном состоянии неожиданный арест и заключение в гестаповской тюрьме подорвали их нервную систему. ведь они даже не знали причин. Ни партия, ни правительство не сочли необходимым извиниться за допущенную ошибку. Только офицер генштаба выразил соболезнования по поводу действий гестапо. Вернувшись в Гагенау, я вновь приступил к своим обязанностям. Мой постоянный радист фельдфебель Грасхоф. отозванный из отпуска из-за нашего путешествия в Швейцарию, был счастлив видеть меня целым и невредимым. В тот же вечер мы атаковали британские бомбардировщики, совершавшие налет на Франкфурт.

В начале июня 1944 года нас перевели в Сомбатхей в Венгрию. Для нас эта новость прозвучала как гром с ясного неба. Я никогда прежде не слышал этого названия, но границы Германии столь радикально изменились, что мы больше не удивлялись, услышав, как Будапешт называют «немецкой крепостью», а о наших братьях и сестрах в Бачке говорят как о «соотечественниках, вернувшихся в великий рейх». Один из пилотов узнал, что Сомбатхей расположен недалеко от Вены и в получасе езды от Гринзинга. Венгрия — родина золотистого токая, острого перца паприки и темпераментных Юличек. За кем, скажите на милость, мы будем котиться там по ночам? Хотя наверняка мы

ничего не знали, поползли самые разные слухи. Я не задавался никакими вопросами и с нетерпением (после официального визита в Швейцарию) ждал путешествия в Венгрию. В Сомбатхее, по-немецки Стейнамангере, мы поступили в распоряжение 1-й дивизии истребителей-перехватчиков под командованием оберста Хандрика. Он оказался именно таким командиром, какие нам нравились: хороший спортсмен, дружелюбный парень и всегда защищает своих летчиков. Он разъяснил нам новые задачи: защита Вены и Будапешта от налетов британской авиации, базировавшейся в Италии, и борьба с партизанскими самолетами, по ночам прилетающими с востока. Потекли дни ожидания. Теплыми ясными венгерскими ночами нам совершенно нечего было делать. Ночь за ночью мы сидели в казармах, поджидая, когда же рыбка клюнет. Настроение пилотов и наземного персонала упало до нуля. Некоторые называли новое назначение ссылкой, другие — санаторным отдыхом.

В один из этих скучных вечеров командир принес нам модель американского «митчела». Мы осмотрели эту птичку со всех сторон и пожали плечами.

— Именно в этих «гробах» русские скоро нанесут нам визит, — объявил командир. — «Митчел» — великолепный двухмоторный истребитель, высокоскоростной, легкоуправляемый и тяжеловооруженный.

При ближайшем рассмотрении я заметил, что «митчел» удивительно похож на наш «До-217», недавно поступивший в авиационные части как ночной истребитель. По случайному стечению обстоятельств в Будапеште дислоцировалась эскадрилья ночных истребителей, оснащенная этими машинами. Командир выключил свет, зажег свечу и спроецировал тень «митчела» на потолок. Чрезвычайно трудно было отличить американца от немца. Очень похожие крылья, у обоих — маленькие фюзеляжи и двойное хвостовое оперение. Правда, у «митчела» концы двигателей выступали над крыльями, и это был единственный способ отличить друга от врага. Встревоженный командир эскадрильи из Будапешта уже звонил нам.

— Итак, господа, — завершил свою лекцию командир, — будьте предельно вежливы с нашими братьями в «До-217» и не стреляйте, пока не будете абсолютно уверены в том, что перед вами «митчел».

Модель «митчела» пошла по рукам. Честолюбивый обер-лейтенант Зепп Крафт решительно заявил, что даже ребенок сможет отличить один самолет от другого.

Еще один душный летний вечер прошел в тоскливом ожидании. Разморенные летчики выползли из казармы и расселись в шезлонгах, слушая зажигательные речи Геббельса. Ветераны обменивались воспоминаниями о добрых старых денечках.

— Да, вот это было время. Здесь, в Венгрии, наши самолеты просто ржавеют.

Тянулись часы. На юго-востоке над Балатоном собиралась буря. Мы слышали, что летние бури в Венгрии очень опасны. Незадолго до полуночи затрезвонил телефон. Адъютант небрежно поднял трубку, полагая, что предстоит новый бесцельный разговор, но, как только он произнес: «Так точно, repp майор. Это, вероятно, партизанский самолет-снабженец. Понял: направить одну машину в сектор „Рак“», все вскочили на ноги.

Сектор «Рак» находился там, где начинаюсь буря. Кому предстоит лететь? Полетные условия плохие, грозовые облака поднимаются до 24 000 футов, скорость ветра 80 миль в час. Выбор пал на меня.

В 00.10 я поднял свой самолет в воздух и взял курс на озеро Балатон. Со мной летели обер-фельдфебель Мале и фельдфебель Грасхоф. Мне не требовалось набирать слишком большую высоту, так как партизанский самолет обнаружили на 6000 футов. Мертвенно-бледная луна подсвечивала штормовые облака. Вспышки молний превращали облачную гряду в призрачное чудовище. Я повернул на запад, широкой дугой обогнул бурю и вошел в сектор «Рак» с небольшим опозданием. Наземный пост наведения приказал ждать и сообщил, что из Будапешта вылетел еще один ночной истребитель, «До-217». Складывалась забавная ситуация.