Андрей Алдан-Семенов - Семенов-Тян-Шанский

За семь часов скачки Семенов одолел почти полтораста верст. Ночью добрался до кочевий Тарыбека, в глубоком овраге остановил казаков.

— Черт знает как не хочется лезть в драку с этим Тарыбеком, — выругался Петр Петрович, срезая нагайкой зеленую стрелу дикого лука.

— А если Тарыбек уже выдал Тезека сарыбагишам? — осторожно спросил Кошаров.

Семенов, не отвечая, поднялся с камня. В овраг поодиночке спускались отставшие богинцы.

— Больше ждать нельзя. Если Тарыбек узнает о нашем появлении, он покончит с Тезеком. Надо немедленно ворваться в его аул. Предупреждаю: никаких насилий над киргизами. Захватывайте Тарыбека, ищите Тезека, — приказал Петр Петрович, строго посматривая на казаков.

Они влетели в аул со всей стремительностью, на какую были способны. Аул оказался пустым. Навстречу вышел только брат Тарыбека, изможденный, тощий человек. Испуганно кланяясь и вздымая руки, сказал:

— Султан Тезек ночью бежал. А брат мой Тары-бек уехал в горы.

— Откуда мне знать, что ты говоришь правду? — спросил Семенов. — Кто подтвердит, что Тезек бежал?

— Человек султана. Ему не удалось бежать, и он здесь.

— Приведи этого человека.

Богинец подтвердил, что Тезек бежал ночью.

— Мне удалось снять с него кандалы. Он захватил лошадь и скрылся.

Петр Петрович облегченно вздохнул. Все случилось так, как ему хотелось. Никаких неприятностей, никаких стычек с Тарыбеком. Распрощавшись с братом Тарыбека, он направился к реке Чилик — последнему пункту своего путешествия.

Долина Чилика разделяла две параллельные цепи Заилийского Алатау и показалась Семенову одной из самых широких на Тянь-Шане. Петр Петрович ехал шагом, по привычке рассматривая уже знакомые цветы и травы. Вот цветет кошачья мята, а вот густолиловый клематие. Дикая вишня и сибирская акация переплетаются между собой.

П. П. Семенов на Тянь-Шане. 1856 г.

Боамское ущелье. Рис П.Кошарова.

Озеро Иссык-Куль.

Бурамбай. Рис П. Кошарова.

Рядом с ним на саврасом меринке трясся Павел Кошаров. Ковровые куржумы с упакованными в них рисунками и набросками Небесных гор покачивались у седла. Павел Михайлович чему-то улыбался, должно быть тому, что он первым из художников зарисовал пейзажи Небесных гор, типы людей, их населяющих. Да, он может сказать, что поработал на славу.

Из Чилийской долины, преодолев несколько горных перевалов, Семенов вышел к Талгару, откуда начинал свое путешествие.

Был лазоревой чистоты и свежести вечер. Круглые перистые облака с Небесных гор отходили в степь, блестели замкнутые в камыши озера, волны опаленного ковыля бежали к песчаным берегам Или. Вдалеке крутилась рыжая туча пыли.

Гулкий топот обрушивался на степь, доносились лошадиное ржание, человеческие крики. В косяках пыли замелькали всадники, один из них выскочил вперед.

Семенов узнал Тезека.

Султан подлетел к нему, с маху поднял жеребца на дыбы, спрыгнул наземь. Спешился и Семенов. Они обнялись.

— Третий день мои люди дежурят на горных перевалах. Все с нетерпением ждем, когда появишься ты. Бараны зарезаны, бесбармак варится, бурдюки полны кумыса, — говорил Тезек.

На берегу Талгара, в абрикосовой роще стояли юрты, горели костры. Начался той — киргизский праздник шумного гостеприимства. Семенов и Кошаров сидели на белой кошме, ели руками бесбармак, пили кумыс, слушая рассказ Тезека о его приключениях. Он же, наклонясь корпусом, сдвинув на затылок синюю бархатную шапочку, говорил:

— Люди Тарыбека преследовали меня до водопада, что на реке Кеген. Тропинка там обрывается, под ногами водопад, по бокам — отвесные скалы, за спиною — люди Тарыбека. Что мне оставалось делать? Я взмахнул камчой — ив водопад! Лошадь погибла, но спасла меня, первые удары о камни пришлись по ней. Меня же подхватил поток и, сильно израненного, выбросил на другой берег. Два дня блуждал по ущельям, кое-как дополз до своих кочевий. Думал: попадется мне в руки Тарыбек — разорву…

— Так-таки разорвал бы? — усмехнулся Семенов.

— Он вчера у меня в гостях был, — неожиданно сказал Тезек.

— Тарыбек? — спросил ошарашенный Петр Петрович. — И что же ты с ним сделал?

— Тарыбек приехал с повинной. Он хочет перейти в русское подданство. Мы помирились, и я прошу: помоги Тарыбеку…

Той продолжался всю ночь. Ранним утром Семенов снялся с ночлега и направился в Верное.

Все население молодого городка встречало экспедицию. На соборной площади собрались сторожевые казаки и переселенцы, гарцевали на своих мохноногих лошадках киргизы. Полковник Перемышльский произнес проникновенную речь, отмечая научные заслуги экспедиции.

Петр Петрович по-своему понимал, почему его экспедиция возбудила глубокое сочувствие и привлекла всеобщее внимание. Он говорил позднее Кошарову:

— Вернеские казаки, потомки сподвижников Ермака Тимофеевича, признали нашу экспедицию своей не только потому, что участвовали в ней. Наши скитания по недоступным местам возбуждали в них живые воспоминания о подвигах предков в Сибири. Русские переселенцы, познакомившиеся с необыкновенным привольем чудесного Заилийского края, радовались: ученые люди приехали для их пользы. Они очень заинтересованы в будущности этого края.

После трехдневного отдыха Петр Петрович покинул Верное. Надо было торопиться в Петербург, а по дороге осмотреть озеро Ала-Куль. Природные условия этого озера, древние исторические события, происходившие на его берегах, давно привлекали его.

Распрощавшись с Верным, сопровождаемый Кошаровым, выехал он из Алматинской долины. На сухом сентябрьском рассвете, прежде чем покинуть Или, он долго любовался Небесными горами.

В горах клубилось черное облачко дыма — горели тянь-шаньские леса. Снежные пики Талгара одевались в розовые тона, прозрачная сетка тумана таяла от зари. Сердце дрогнуло и болезненно сжалось: светлая печать захлестнула Семенова. От волнения перехватило дух, он поднял руку, прикрывая глаза. Неужели он совсем недавно был там, за этой горной стеной, закрывшей полнеба? Бродил по зеленым ущельям, взбирался на головокружительные перевалы? Пил воду из синих вод Иссык-Куля, собирал цветы и травы на альпийских пастбищах? Неужели измерял высоту Хан-Тенгри, видел его могучие ледники? Неужели?