Джордж Байрон - Из "Разрозненных мыслей"

Недавно я принялся размышлять над различными сравнениями, лестными и нелестными, которыми меня награждали в английских и иностранных журналах. Началось с того, что я случайно перелистал один иностранный журнал; я теперь взял себе за правило никогда не искать таких отзывов, но и не пропускать их, если они попадаются случайно.

Итак, за последние девять лет меня или мою поэзию сравнивали — на английском, французском, немецком (тут мне требовался переводчик), итальянском и португальском языках — с Руссо — Гете — Юнгом — Аретино Тимоном Афинским — «алебастровым сосудом, светящимся изнутри» — Сатаной Шекспиром — Бонапартом — Тиберием — Эсхилом — Софоклом — Еврипидом Арлекином — Клоуном — Стернгольдом и Гопкинсом [1] Стернгольд и Гопкинс — Томас Стернгольд (ум. 1549 г.) и Джон Гопкинс (ум. 1570) — английские версификаторы псалмов, высмеянные Дж. Драйденом в поэме «Авессалом и Ахитофель» (1682). — «Комнатой Ужасов» Генрихом VIII — Шенье-Мирабо — Р. Далласом-младшим (школьником) Микеланджело — Рафаэлем — петиметром [2] Щеголем (франц.). — Диогеном Чайльд-Гарольдом — Ларой — графом из «Беппо» — Мильтоном — Попом — Драйденом — Бернсом — Сэведжем — Чаттертоном — шекспировским Бироном («Я много слышала о вас, Бирон» [3] «Я много слышала о вас, Бирон» — В. Шекспир. «Тщетные усилия любви», д. V, сц. 2. ) — поэтом Черчиллем — актером Кином-Альфьери и т. д., и т. д., и т. д. Сходство с Альфьери весьма серьезно утверждалось одним итальянцем, знавшим его в молодые годы; разумеется, речь шла только о некоторых чертах наших характеров. Это говорилось не мне (мы тогда не были коротко знакомы), а в обществе.

Предмет стольких противоречивых сравнений должен, вероятно, быть не похож ни на одно из упомянутых лиц; но что же он, в таком случае, за человек — это я сказать не берусь, да и никто не возьмется.

Моя мать, когда мне не было еще двадцати лет, уверяла, что я похож на Руссо, то же говорила мадам де Сталь в 1813 году, и нечто подобное можно найти в «Эдинбургском обозрении» в рецензии на IV песнь «Чайльд-Гарольда». Я не вижу никакого сходства: он писал прозой, я — стихами; он был из народа, я — аристократ; он был философом, я — нет; он опубликовал свое первое произведение сорока лет от роду, а я — восемнадцати; его первое сочинение вызвало всеобщее одобрение, мое — наоборот; он женился на своей домоправительнице, а я не смог управиться с женой; он считал весь мир в заговоре против него , а мой маленький мир считает, судя по брани, какой меня осыпают в печати и в различных кружках, что я замыслил заговор против всех; он любил ботанику, а я люблю цветы, травы и деревья, но ничего не смыслю в их родословных; он сочинял музыку, а я знаю в ней лишь то, что улавливаю на слух, и ничего никогда не усваивал путем изучения , даже иностранный язык, а все только на слух, на память, наизусть; у него была плохая память, у меня — во всяком случае была — отличная (спросите поэта Ходжсона, который сам обладает редкостной памятью и может судить); он писал медленно и тщательно, я — быстро и почти без усилий; он не умел ни ездить верхом, ни плавать; не был он и «искусен в фехтовании»; [4] … «искусен в фехтовании»… — В. Шекспир. «Двенадцатая ночь», д. III, сц. 4. я — превосходный пловец и сносный, хотя и не лихой, наездник (после того как в восемнадцать лет сломал ребро во время галопа), и фехтовал я недурно, особенно шотландским палашом; неплохо также боксировал, если сохранял самообладание, что было для меня трудно, но что я всегда стараюсь делать с тех пор, как в 1806 году, в заведении Анджело [5] Анджело, Генри — известный лондонский учитель фехтования, учивший Байрона фехтовать в Харроу. В 1806 г. он содержал вместе с учителем бокса Джексоном заведение на Бонд-стрит. и Джексона, работая в перчатках, сбил с ног мистера Пэрлинга и повредил ему коленную чашечку; был я также довольно силен в крикете: играл в команде Харроу [6] …играл в команде Харроу… — Имеется в виду матч между Харроу и Итоном 2 августа 1805 г., в котором принял участие Байрон. против Итона в 1805 г. К тому же весь образ жизни Руссо, его национальность, манеры и весь характер настолько отличны от моих, что я не могу понять, что подало повод к сравнению, которое делалось трижды при довольно примечательных обстоятельствах. Я забыл добавить, что он был близорук, а я, наоборот, настолько дальнозорок, что в самом большом театре Болоньи мог разглядеть бюсты и прочесть надписи около сцены из такой дальней и плохо освещенной ложи , что никто из моей компании (а это были все люди молодые и зоркие, и некоторые сидели в той же ложе) не мог разобрать ни одной буквы и все решили, что я их дурачу, хотя я был в этом театре впервые.

В общем я считаю, что сравнение ни на чем не основано. Я говорю это без всякой досады, ибо Руссо был великий человек, и сравнение было бы достаточно лестным; но мне не хочется льстить себе пустыми химерами.

Когда я встретил старого оратора Куртнэ [7] Куртнэ, Джон (1741–1816) — английский парламентарий. 3 декабря 1783 г., когда ирландец Генри Флод (1732–1791) произнес свою первую речь в Палате общин, Куртнэ подверг его резкой критике. у поэта Роджерса в 1811–1812 гг., мне очень понравились величавые руины некогда статной фигуры и беседа, еще полная остроты. Это он в английском парламенте заставил умолкнуть Флода, уничтожающим замечанием оборвав этого ирландского соперника Граттана. Я спросил Куртнэ (ибо люблю выяснять мотивы человеческих поступков), не было ли у него личных счетов с Флодом; желчность его ответа заставила меня это предположить. Куртнэ ответил: «да, были; однажды в Ирландии (он сам ирландец), в ирландской Палате Общин Флод позволил себе несправедливый личный выпад против него, а он, не будучи членом палаты, не мог защищаться, и когда, несколько лет спустя, в английском парламенте ему представилась возможность отплатить обидчику, он не мог удержаться». И он отплатил Флоду с лихвою; после этого Флод всего раз или два выступил с речью в английской Палате Общин и не занял там сколько-нибудь заметного места. Должен, впрочем, сделать исключение для его речи о Реформе в 1790 г., которую Фоке назвал лучшей из всего «слышанного им по этому вопросу».

Когда Фокса спросили, какую из слышанных им речей он считает лучшей, он ответил: «Речь Шеридана о Хастингсе в Палате Общин» (а не в Вестминстер-Холле). На вопрос: что он думает о собственной своей речи по поводу объявления войны, он ответил: «и это тоже чертовски хорошая речь». Слышал от лорда Холланда.