Джошуа Слокам - Один под парусами вокруг света (с иллюстрациями)

Снова задул шторм, но направление ветра было благоприятным, и мне оставалось пройти всего лишь 26 миль, чтобы достичь гавани в Порт-Ангосто — довольно унылого места, где я мог бы найти надежное укрытие, привести в порядок такелаж и правильно разместить груз. Я прибавил парусов, чтобы добраться туда до наступления темноты, и «Спрей» понесся стрелой, весь облепленный плотным слоем снега, сделавшим его похожим на белоснежную зимнюю птицу. Когда пурга ослабевала, я видел мыс, позади которого находилась моя гавань, и я держал на нее, пока порыв с подветра не перебросил на другой борт и не разорвал грот. Не прошло и секунды, как я очутился на грани катастрофы. Часть грота была оторвана начисто, а гик сорван с места, и все это произошло незадолго до наступления темноты. Работая до седьмого пота, я старался засветло привести все в порядок, войти в гавань и не дать ветру отбросить судно в сторону. Мне никак не удавалось укрепить гик в бугеле, но я уже находился у входа в гавань, и «Спрей», как птица с перебитым крылом, рванулся вперед и очутился внутри гавани. Причиной аварии, во время которой судну угрожала гибель, был шкот, сделанный из недоброкачественного предательского сизаля, достоинства которого оценены многими моряками различными крепкими словечками.

Я не стал вводить «Спрей» глубоко в гавань Порт-Ангосто, а удовольствовался стоянкой в небольшой бухте, где грунт порос водорослями и справа имелось прикрытие в виде обрывистого утеса. Эта бухточка была достаточно укромной, но для полной уверенности я поставил «Спрей» на два якоря и привязал канатом к деревьям, росшим на берегу. Место стоянки было защищено от любых ветров, кроме отдельных порывов, налетавших с гор, расположенных на противоположном берегу гавани. Окружающая местность была сильно гористой. Здесь я решил привести судно в порядок, чтобы еще раз направиться к мысу Пилар и далее прямиком в Тихий океан.

В Порт-Ангосто я простоял несколько дней, посвятив их работам на судне. Весь жир я убрал с палубы в трюм, навел порядок в каюте и сделал большой запас воды и топлива. Кроме того, я отремонтировал паруса и такелаж, установил добавочную мачту, которая превратила «Спрей» в иол, хотя я продолжал считать его шлюпом и рассматривал новую мачту как временное сооружение.

Как бы я ни. был занят работой, я ни на минуту не забывал о ружье и держал его наготове. Я отлично помнил, что когда впервые проходил пролив и становился на якорь, то невдалеке от этих мест видел каноэ. На следующий день, занимаясь приведением в порядок палубы, я услышал какой-то странный шипящий звук, раздавшийся недалеко от меня, затем всплеск воды и больше ничего не было заметно. Я подозревал, что это была стрела, и когда через некоторое время послышался такой же звук, я посмотрел на грот-мачту и увидел, что в нее впилась трепещущая стрела — своеобразный автограф местного жителя. Вполне вероятно, что стрелок целился в меня, чтобы овладеть судном и его грузом. Тогда я схватил мое старое ружье системы Мартини-Генри и выстрелил, после чего сразу обнаружил трех обитателей Огненной Земли, бросившихся наутек через холмы из густых зарослей, где они скрывались. Я выстрелил несколько раз и целился так, чтобы попадать недалеко от ног туземцев, что заставило их удирать во всю прыть. Любезное моему сердцу ружье разбудило окрестные вершины, и каждое эхо выстрела заставляло туземцев удаляться скачками, покуда они не очутились на почтительном расстоянии и побежали со скоростью, какую только позволяли ноги. Тогда я еще больше усилил бдительность и позаботился, чтобы мое ружье было в образцовом порядке, а патроны под рукой. Больше никто не появлялся, но все же каждый вечер я рассыпал по палубе гвозди, а утром тщательно их удалял.

Так проходили дни и приближалось время, когда погода и попутный ветер должны были помочь мне выйти из пролива. После шести неудачных попыток я решил не торопиться с отплытием, и когда после очередной неудачи вернулся в Порт-Ангосто, то застал там пришедших искать убежища чилийскую канонерку «Кондор» и аргентинский крейсер «Азопардо». Как только крейсер стал на якорь, его командир капитан Васкарелла прислал шлюпку на «Спрей» и предложил отбуксировать меня в Пунта-Аренас, если только у меня есть желание отказаться от дальнейшего путешествия и вернуться домой. Такое предложение менее всего отвечало моим намерениям.

Офицеры «Азопардо» сказали мне, что, плывя вслед за «Спреем» по проливу, они обнаружили Черного Педро и узнали, что он наносил мне «визит». «Азопардо» был иностранным военным кораблем, и командир не имел права арестовать местного жителя, но высказывал сожаление, что я не застрелил прохвоста прежде, чем он ступил на палубу «Спрея».

На этих двух кораблях мне удалось получить некоторое количество тросов и разного имущества, а офицеры подарили мне теплое белье, в котором я очень нуждался. Пополнив свое оснащение и хорошо разместив чрезмерный для «Спрея» груз, я отлично подготовился к еще одной схватке с южным океаном, неправильно называемым Тихим.

В первой неделе апреля подули характерные для мыса Горн в осенне-зимний период юго-восточные ветры. Разогнав верхний слой облаков, они принесли с собой хорошую погоду. Еще немного терпения, и должно было наступить время, когда с попутным ветром можно было выйти в плавание.

В Порт-Ангосто я встретился с профессором Дюсеном — участником шведской научной экспедиции, изучавшей Южную Америку и острова Тихого океана. Профессор разбил лагерь на берегу ручья в самом конце гавани, где имелось множество видов мха, которым он очень интересовался, и где, по выражению его аргентинского повара, воды было «muy rico»*. Профессора сопровождали три отлично вооруженных аргентинца. Аргентинцы возмущались тем, что я брал воду из небольшого ручья вблизи моего судна и пренебрегал их советом отправиться за водой подальше к большому ручью, где воды было «muy rico». Впрочем, все они были отличные ребята, и я лишь изумлялся, как они все не погибли от ревматизма, разместив лагерь на таком сыром грунте.

* Очень много (исп.).

Я не собираюсь перечислять радости и горести, пережитые «Спреем» в Порт-Ангосто, или рассказывать о многочисленных попытках уйти в дальнейшее плавание и о всех возвращениях к месту стоянки. Препятствий к отплытию было слишком много, но в тринадцатый день апреля я сделал седьмую и последнюю попытку сняться с якоря и уйти из этих мест. Самые разнообразные трудности возникали весь день и всякий час, и будь я склонен к суеверию, то не упорствовал бы в намерении пуститься в плавание тринадцатого числа, хотя ветер был попутным. Некоторые происшествия были просто смехотворными. Например, мне пришлось освобождать мачту «Спрея», запутавшуюся в ветвях дерева, когда он трижды вопреки моему желанию дрейфовал вокруг крошечного острова. Это было больше, чем могли выдержать любые нервы, и я уподобился нетерпеливому фермеру, который обращается с нравоучениями к своей лошади или волу.