Николай Шуткин - «АВИАКАТАСТРОФЫ И ПРИКЛЮЧЕНИЯ»

– Куда он прет? – крикнул в микрофон Бегунов.

На счастье опешивших диспетчеров самолет врубился в снежный бруствер, оторвал левую тележку шасси и резво развернулся влево от здания КДП1, срезав правым крылом тросовые растяжки антенн и просвистев перед самым носом Бегунова, отделавшегося солидным испугом. Могло быть гораздо хуже. Встречающие мясной самолет замы Долматова Уклонский и Кузнецов, видавшие виды авиаторы, просто ужаснулись, увидя не самолет, а ледокол в бурунах снежных сугробов, то высоко поднимавший нос, то полностью зарывавшийся в глубокий снег. Пораженные видением, замы не сразу сообразили, что происходит. Лобовой блистер вышибло от удара и кабину пилотов забило снегом, да так, что экипаж выгребался наружу, словно полярные медведи, и опрометью бежал от самолета в тайгу. На что уж Анатолий Алексеевич спокойный, похожий на Илью Муромца по телосложению, и то не выдержал:

– Куда вы? Остановитесь, там тайга! Окочуритесь!

Но экипаж удирал на рысях, никого не видя, ничего не слыша, в противоположном направлении от перрона. Я вовсе не склонен обвинять экипаж. Пилоты впервые попали в такую ситуацию, притом ночью. Фактор неожиданности сыграл злую шутку: в только что теплую кабину, мерцающую сотнями стрелок, мигающих лампочек, со звуком размеренно урчащих двигателей, вдруг ворвался ураган плотного снега, колючего, холодного. Треск ломающегося фюзеляжа, темень, нехватка воздуха, которого в обычной жизни всегда в избытке, и мы не задумываемся, что его когда-то может не хватить. И от взрыва никто не застрахован – поневоле очумеешь.

Когда Уклонений с Кузнецовым решали как не обидеть Магаданский поисковый самолет, перед их взором стоял искореженный АН-12, экипаж которого спас от смерти глубокий снег. Командир поисковика сбросил спасателей на парашютах над аэродромом. Вертолет МИ-8 с бортовым номером 35138 в составе командира экипажа Олега Хвостова, замкомандира отряда Николая Ляшуна, борт-техника Григория Пятковича с магаданскими спасателями взлетает и держит в вечернем небе курс к мысу Врангеля.

Наступившие сумерки и темная летняя ночь не позволили экипажу что-либо обнаружить. Через два с половиной часа экипаж возвратился на базу.

В шесть часов 13 минут утра 25-го июля экипаж вертолета МИ-8МТВ снова спешит в район поиска. Вот оно белое пятно! К всеобщему огорчению скопище вылизанных волнами белых бревен. Круговорот морского течения развеял радужные иллюзии. Галсы следуют за галсами. Нервы напряжены до предела. Вдруг в волнах мелькает что-то красное. Снижение, режим висения. В волнах болтается освежеванная туша оленя, невесть откуда взявшаяся. Четыре с половиной часа поиска до ломоты в глазах и все напрасно. Горючее на исходе, надо возвращаться на базу.

Навстречу им в район поиска спешит другой вертолет МИ-8 25138 под управлением командира Владимира Князева, второго пилота Баринова, борттехника Глебова. Пять часов утюжили море и, когда покидали район поиска, погода испортилась окончательно. Низкая облачность повисла до самой воды. При такой погоде полеты равняются самоубийству.

Не выветрились из памяти николаевцев две аварии вертолетов МИ-4 на поисковых работах в 1975 году. В районе поселка Джигда командир Володя Колодницкий, увлекшись осмотром местности, зацепил провода. Вертолет упал на каменистую косу, выбросив пассажиров наружу. Погиб начальник партии Вениамин Синицкии, остальные чудом уцелели. Собака авиатехника Мурашкина своим ходом через тайгу и водные преграды убежала в поселок Нелькан, и больше в вертолет ее нельзя было заманить никакими калачами.

Осенью того же года командир МИ-4 Владимир Мазницын со своим экипажем занимался поиском оленьих стад. Руководствуясь добрыми помыслами экономик горючего, Мазницын принял решние пересечь перевал Сунтар-Хаят через седловину при закрытых облачностью вершинах. Над седловиной облачность прижала вертолет к самой земле, вернее камням седловины, за которые вертолет зацепился хвостовым винтом. Полет проходил на высоте 2000 метров. Хвостовой винт разрушился и вертолет бросило на курумы, по которым он кувыркался четыреста метров чуть ли не по отвесному склону, разваливаясь и разбрасывая всех, кто в нем находился. Командир летного отряда Анатолий Кузнецов с комиссией добирались до места падения целых шесть часов, а добравшись, ужаснулись: полностью разрушенный вертолет валялся в частоколе двухметровой высоты камней с острозаточенными пиками будто нарочно. И бывают же чудеса – Ни экипаж, ни пассажиры не пострадали.

Поиск – это опаснейшая работа. Мелькнет в кронах деревьев олень или медведь – и все внимание туда, вдруг человек! На технику пилотирования и детальную ориентировку времени нет, а кругом горы, закрытые и перекрытые облаками, осадками. Трудно экипажу, но еще труднее командиру, подписавшему задание на полет поисковику. Пока судно летает – командир места себе в кабинете не находит: прилетит, не прилетит?

Катастрофы при поисках – исторический факт. Еще в 1938 году в этих дальневосточных местах искали пропавший самолет «Родина» с женским экипажем. Возглавлял операцию флагштурман ВВС Бряндинский и погиб при столкновении двух самолетов в районе реки Керби. Тогда о страшной катастрофе умолчали, но дальневосточникам она известна во всех подробностях. А произошло это так. После обнаружения летчиком Михаилом Сахаровым самолета «Родина» с живыми членами экипажа Гризодубовой, Осипенко и Расковой в Комсомольск-на-Амуре прибыл комдив Я. Сорокин и предложил Сахарову слетать в качестве штурмана на ТБ-3 к месту вынужденной посадки. Сахаров отказался, сославшись на то, что выполняет приказ своего командира гидроотряда ГВФ. Сахаров не мог предположить, что своим отказом сохраняет себе жизнь.

На следующий день, 4-го октября, Сахаров вылетел к самолету, чтобы уточнить обстановку. С высоты увидел «Дуглас», ходивший над «Родиной», а в стороне, на юго-востоке, четырехмоторный ТБ-3, круживший над небольшой долиной. «Дуглас» подходил к ТБ-3 все ближе и вдруг, крылом отрубив ему хвост, упал и взорвался. После удара огромный ТБ-3 пошел вверх, сделал полупетлю, в верхней ее точке опустил нос и в перевернутом положении врезался в землю. В момент, когда он переворачивался вверх колесами, из открытых кабин выпали четыре комочка, над ними раскрылись парашюты. Так паслись командир корабля, второй пилот и два воздушных стрелка. Из «Дугласа» не выпрыгнул никто. Все это видели и летчицы. Они выложили из полотнища разорванного парашюта сигнал ТБ-3 – «О» и стрелу, указывающую направление к месту бедствия. Спасшийся командир ТБ-3 Наумов рассказывал потом, что комдив Сорокин, летевший в их самолете, стоял перед катастрофой в кабине пилотов. Он грозил экипажу приближающегося «Дугласа» кулаком, кричал: