Татьяна Сухотина-Толстая - Дневник

Вчера получено ужасное известие о том, что наша балтийская эскадра перестреляла английских рыболовов, несколько рыболовных судов пустила ко дну и все суда, встреченные ею, поранила (их было 40), приняв их за переодетую японскую эскадру. И все это в английских водах близ Гулля. Какова должна быть глупость, грубость, опьянелость тех животных, которые это сделали! И, разобравши свою ошибку, они не остановились, чтобы снасти тех утопающих, которых можно было еще спасти, а удрали! Англия грозит нам войной, — и понятно! Но понятно и то, что у нас выросли и воспитались люди, способные сделать такие поступки. Последние года у нас все стоит на подкупах с одной стороны и устрашения с другой. Как не выйти негодяям и трусам из подобной системы! У нас ни правил, ни законов, ни чести — ничего нет, — остается одна сила. Но, когда она не дисциплинирована и не подчинена тоже каким-нибудь законам, она сама себя уничтожает.

Сколько лет тому назад Герцен говорил, что стыдно быть русскому. Это чувствуется и теперь. Миша не хочет ехать за границу из-за этого чувства, хотя его иначе формулирует.

На днях был у нас Дягилев (редактор-издатель «Мира искусства») с молоденьким красавцем студентом, которого он возит под видом своего секретаря. Приезжал по поручению великого князя Николая Михайловича смотреть портреты для выставки портретов, которая в январе устраивается в Таврическом дворце в пользу солдатских семей. Эстет и декадент. Неглупый, самоуверенный, по-видимому принципиально развращенный и язычник до мозга костей. Поклоняется только красоте и наслаждению. Поехал отсюда в Ясную. Мне будет обидно, если папа его слишком хорошо примет и будет говорить с ним вовсю. Мне на себя досадно, что я серьезно говорила с ним, но я вполне узнала его только после его отъезда, когда В. Мамонтов подтвердил некоторые мои подозрения. Жалко смотреть: молодой (31 год), неглупый, образованный, здоровый, довольно красивый. И вместо того чтобы все свои дары употребить на пользу человечества — представляет из себя вредную язву, от которой надо было бы избавить человечество! И я думаю, он совсем безнадежен.

…ноября выехали из Кочетов в Ясную… Из Ясной в Москву… из Москвы в Петербург… из Петербурга на Берлин в Лозанну,…из Лозанны в Ниццу. [266] Так в подлиннике. — Прим. cост.

Переехали из Hotel Raissan в пансион m-me Киршенко. 1, rue Longchamp.

Выехали из Ниццы в 5 часов дня. Ночевали в Марселе. Выехали в 10 ч. утра. Ночевали в Женеве, 29-го приехали в Ouchy в Hotel du Chateau.

Хочу попробовать опять правильно и искренно писать свой дневник. Для меня это занятие служит мерилом и проверкой того настроения, в котором я нахожусь. И когда я живу с сознанием того, что вечером я запишу все, что я сделала за день, я невольно себя во многом сдерживаю, чтобы не быть принужденной вечером сознаться самой себе в своих дурных поступках или помышлениях.

Я опять беременна. И это заставило меня строго взглянуть на себя. Во-первых, если мне суждено иметь ребенка, то мой нравственный уровень не может на него не подействовать, а во-вторых, в этом положении всегда думаешь о возможности смерти.

Последнее время часто раздражаюсь на Наташу за отношения с Петром Григорьевичем и за вялость и лень. Но и сама ничего путного не делаю. Совсем утратила привычку постоянно быть чем-нибудь занятой.

Сегодня утром поехала в Лозанну завтракать в Beau Rivage в Ouchy у четы Крауфорд. Там же завтракала Н. В. Теренина. Крауфорд пишет статьи, которых я не читала. Умный и образованный человек. Его жена австрийка, крашеная, суетливая, но сердечная женщина.

По дороге в Лозанну в вагоне читала газету. Идет 6 дней ужасный бой при Мукдене. Написано, что у русских 40, а у японцев 60 тысяч убитых и раненых! И мы можем завтракать, играть в бридж и т. д. А что делает несчастный Николай? После его несчастного манифеста, который более похож был на объявление междоусобной войны, вдруг в тот же день рескрипт, насильно вырванный у него министрами с какими-то туманными обещаниями конституции и свободы. Каково быть управляемыми подобным человеком! Утешение одно — это то, что нельзя допустить, чтобы судьба народа зависела от одного человека. Есть бесчисленное количество факторов и условий, от которых происходят теперешние события.

Третьего дня похоронили здесь старушку Клушину, рожденную княжну Трубецкую. Мы с Мишей прошли на кладбище St. Martin, на котором ее похоронили. Было довольно много народа, много венков и цветов. Никто не плакал, кроме одного какого-то седого француза. И я подумала, что так и надо умирать и так и надо провожать покойников. Она дожила до тех пор, пока и ей умирать не было трудно и страшно, и пока ее смерть уже никому не была так ужасна, как это бывает, когда умирает человек во цвете лет, окруженный людьми, которым он необходим.

Так же и наш дядя Саша Сухотин ушел, когда и ему не было это тяжело, и для других не невыносимо грустно.

Лева наш женится на Леле Базилевской. Он написал нам всем об этом, и мне тоже, очень ласковое письмо, которое было мне большой радостью. За него я очень рада, хотя боюсь немного, что он женится оттого, что уже созрел для женитьбы, и положил свою любовь на первую девушку, которая показалась ему подходящей. Для меня лично немного страшно еще усложнение в и так нелегких семейных отношениях.

Купила Echerin. Бессмысленно мечтаю о том, чтобы когда-нибудь там жить, но уверена, что Миша никогда этого не допустит.

Я совсем одна в Кочетах. Сегодня свадьба Левы. Все туда уехали, вчера няня и Дорик последним транспортом на Мценск уехали в Москву. Со мной miss Kate, которую подкинули из Головинки на месяц.

Погода теплая, солнечная, но слишком сухая. Ландыши и сирень зацветают, но все не пышно и не сочно от засухи.

Берегу создающегося во мне ребенка и, хотя имею мало надежды на то, чтобы родился живым, не могу не беречь его, пока это в моих руках. Говорю, что имею мало надежды, но это рассудочно, так как здоровье мое не лучше, а хуже, чем в предыдущие беременности, и года все прибавляются, но есть во мне какое-то внутреннее чувство, которое уверено в том, что этот ребенок будет жить и что он будет девочка. В поле и количестве своих детей я ни разу не ошибалась.

Ждали в России 1-го мая бунтов. В Москве в Сокольники в этот день двинули столько войска, городовых и разной охраны с ружьями, револьверами, шашками и даже топорами, которые в чехлах были заткнуты за пояса, что на одного гуляющего приходилось по два охранителя порядка. Но все, слава богу, обошлось благополучно.

Но нельзя сказать, чтобы было в России спокойно. В каждом номере газет где-нибудь забастовка, покушение на какого-нибудь начальника или грабеж и бунт в имениях.