Веселовский Владимирович - Скрытая биография

За хлебом наши бригадиры ходили к проходной. Когда они возвращались, в бараке начинались шум, гам и драки. По-прежнему процветал террор со стороны урок. Фрайерам частенько пайки не доставались. Как-то одному из доходяг охранник принес посылку – ее тут же разбазарили, у хозяина остались в руках лишь добротные коричневые ботинки, похожие на американские.

Он их продавал за две пайки. Я боялся заболеть от беготни босиком по снегу и решил приобрести их. Они обошлись мне в две сэкономленные пайки хлеба. Рассчитавшись, я надел ботинки и чувствовал себя на седьмом небе.

Вечером того же дня в барак вбежал один бригадир Брекун – пожилой вор в законе:

– Дай ботинки на время, поработать!

Я отказался разуваться, Брекун с такой силой ударил меня в область сердца, что я тут же потерял сознание. Когда очнулся, ботинок на ногах не было. Больше я их не видел…

Как-то весной я от доктора Боркина узнал, что ожидается этапирование инвалидов куда-то на юг.

– Боюсь, Веселовский, не выдержишь ты этап, – сказал он.

– Выдержу, Алексей Александрович, обязательно выдержу!

И я выдержал, не околел от холода. Полураздетых, нас на лесовозах перевезли в пересыльный лагерь при управлении Усть-Вымьлага, где мне уже довелось побывать дважды.

Все прибывшие сюда были инвалидами. В двух бараках находились женщины. Кто не умер в пути, радовались весне и надеялись на лучшее существование. В первый же день нас отвели в баню и на «прожарку». В мыльной среди доходяг я увидел несколько «скелетов» с длинными волосами. Это были женщины. Только и отличались они от нас тем, что были с волосами. Поднять шайку с водой не было сил. Делали это вдвоем. Друг друга не стыдились.

Из бани я вышел таким ослабленным, что никак не мог натянуть на себя «прожаренные» лохмотья. У какой-то женщины оказался осколок зеркала, я взглянул в него и испугался: на меня смотрел череп, обтянутый кожей.

Днем все заключенные выползали из бараков и грелись на солнышке, по двое и группками беседовали о будущем. Большинство разговоров оканчивалось воспоминаниями о вкусной еде. Все доходяги были какие-то одинаковые. Все с нетерпением ждали эвакуации.

Как-то я увидел заключенного, что-то строгавшего осколком стекла. Он мастерил деревянную ложку. Я последовал его примеру и через пару дней имел приличную ложку. Ел ею баланду и хранил у пояса под штанами.

Как-то пришел охранник, приказал бригаде построиться и вывел за зону. Мы пришли к вещевому складу, где всем босым выдали старые ботинки. У кого одежда была совсем рваная, заменили на более целую. На следующий день несколько бригад привели на железнодорожную станцию, где конвой внутренних войск проверял целость товарных вагонов, принимая эшелон.

Началась погрузка. В вагон загружали по две бригады. Конвоир прокричал известный «молебен» о том, что считается побегом. Загремели засовы, свистнул паровоз, и эшелон тронулся. Состав шел на юго-запад.

В вагоне становилось все теплее и теплее. В каждом углу вагона, под самой крышей, располагались закрытые крышками узкие люки. Их разрешалось открывать, люки были зарешечены. Я разместился на верхних нарах, ближе к люку. Врывающийся теплый ветер приятно бодрил. Разговаривали мало, каждый что-то думал про себя. Кормили сносно, гораздо лучше, чем в лагерях. Утром нам раздавали большие порции сухарей, три раза в день приносили в канистрах неплохое крупяное или гороховое варево. Мне казалось, что даже с запахом мяса. Кормили, когда эшелон стоял на какой-либо станции.

Каждое утро на остановках со скрежетом отодвигалась дверь, в вагон запрыгивали четыре-пять конвоиров, перегоняли заключенных с одной стороны на другую, подталкивая деревянными молотками. Затем они простукивали все стенные доски, перегоняли заключенных на проверенную сторону и проверяли другую половину вагона. Потом выносилась параша, мы втаскивали канистры, и начинался завтрак.

Я сбился со счета, сколько дней мы были в пути. На одной из станций эшелон долго стоял, снаружи доносились какие-то оклики, команды. Послышался лай собак. Двери раскрылись. Прозвучала команда:

– Вылеза-а-ай!

Мы выпрыгивали на каменистую гальку и выстраивались в колонну по четыре. Вдоль эшелона цепью стояли солдаты конвоя, Держа на поводке овчарок. Выгрузили не менее полуторы тысячи человек. Колонна заключенных растянулась на километр, еле продвигаясь. Многие падали от слабости. Их подбирали солдаты, взваливали на грузовик и увозили далеко вперед, там сгружали и возвращались подбирать следующих. Так сновали взад и вперед несколько грузовиков.

Я шел в ряду ближе к хвосту колонны. Мы держали друг друга под руки, боясь упасть от слабости. Ближе к полудню впереди показался город. Как потом выяснилось, это был город Воровичи на реке Мете, между Москвой и Ленинградом. Конвой, видимо, рассчитывал пройти город ранним утром, но поскольку мы еле тащились, поспели лишь к полудню.

Был воскресный день. Громкий собачий лай десятков собак взбудоражил жителей – раскрылись окна, многие горожане выбежали на улицу. Колонна двигалась сквозь толпу любопытных. Не сразу народ разобрался, кого ведут. Потом послышались причитания:

– Господи! Да ведь это же наши!

В колонну полетели куски хлеба, пачки папирос, всякая еда. С жадностью мы хватали все это, тут же утоляли голод и запихивали съестное под одежду про запас. Конвой кричал, толпа гудела, собаки лаяли еще пуще. Грузовики едва успевали подбирать падающих. Народ был ошеломлен видом изможденных, оборванных мужиков. Многие женщины утирали слезы.

Мы пересекли длинный мост через реку Мету, и скоро Боровичи остались позади. Через пару часов показалась деревня, в стороне от нее виднелись проволочная ограда и охранные вышки. Зона была большая, но охранялась слабо. Колючая проволока в один ряд едва держалась на покосившихся столбах. Вышки стояли только по углам зоны на большом расстоянии друг от друга.

«Вот откуда можно рвануть без труда!» – наверное, такая мысль появилась не у одного меня. Впоследствии мы узнали, что зона эта строилась не для своих, а для военнопленных немцев. Через некоторое время нас стали запускать в зону. Местные охранники разводили бригады зеков по большим баракам-землянкам, где недавно жили и которые построили немцы.

Каждый барак вмещал четыре бригады. Нары – двухэтажные, каждое место было отгорожено. Других построек было немного – большая столовая с кухней, два стационарных барака, большая баня, отгороженная забором. Устраивались мы весь день, никакой еды «хозяева» для нас не приготовили.

Утром обнаружилось чрезвычайное происшествие – повара из местных сельчан не обнаружили ни единой картофелины в овощехранилище. Их удивлению не было предела – ведь был большой запас картошки! Ее растащили по землянкам изголодавшиеся доходяги и съели за ночь. Пришлось завозить картофель из деревни.