Лян Син - Лю Ху-лань

Лю Ху-лань смотрит на умирающую, и боль пронизывает все ее существо. Но обмануть бабушку она не в силах.

— Мама! Я лучше умру, чем произнесу такие слова!

На учебе Лю Ху-лань узнала все подробности героической гибели группы товарищей, защищавших продовольствие в деревне Гуаньцзябао.

Об этом ей рассказал один из активистов деревни. В последнем году войны крестьяне Гуаньцзябао впервые участвовали в боевой операции по вывозу зерна из Сишэчжэнь — опорного пункта японцев. Когда операция была выполнена и отряд вернулся в Гуаньцзябао, японские войска неожиданно окружили деревню, чтобы отобрать зерно и покарать крестьян, принимавших участие в операции. Японские бандиты перевернули вверх дном все крестьянские дворы, но зерна так и не нашли.

Наконец в доме одного крестьянина они обнаружили мешок риса, предназначенный для передачи в фонд борьбы. Японцы избили крестьянина палками, требуя признания.

— Но он ничего не сказал! — с гордостью добавил рассказчик.

Лю Ху-лань подумала: «Верно поступил! Говорить нельзя! Ведь он мог погубить своих земляков!..»

— … Тогда японские черти направили в его грудь штыки, но он продолжал молчать.

Глаза Лю Ху-лань были широко раскрыты. Казалось, она видит поблескивающие разбойничьи штыки, направленные в ее собственную грудь…

— У зверей — звериное нутро! Они стали колоть его штыками. Он метнулся в сторону, обеими руками прикрывая грудь. Но острия штыков вонзались в него со всех сторон; по телу, по рукам текли алые струйки, а он молчал.

Лю Ху-лань нахмурилась, взглянула на свои руки и, словно подавив в себе нахлынувшие чувства, сжала кулаки.

— Враги поняли, что им ничего не добиться, и в ярости проткнули ему живот. Лицо его покрылось холодным потом, брызнула кровь, он сжал побелевшие губы, но продолжал молчать! Стоящие кругом крестьяне оцепенели… Так он геройски погиб во имя счастья всей нашей деревни.

Лю Ху-лань долго молчала и наконец восторженно произнесла:

— Настоящий человек!

Пронзенный штыками герой стоял перед ее взором. Он очень высокий, и ей приходится поднять голову, чтобы посмотреть на него; словно отлитый из стали, он стоит на великой земле и никогда не упадет…

Этого отважного воина Лю Ху-лань запомнила навсегда.

Когда она училась на курсах, крестьяне Гуаньцзябао как раз начали кампанию против взяточничества, за ограничение власти помещиков, изымая у них часть земли и инвентаря, аннулируя задолженность крестьян. Эта кампания увлекла Лю Ху-лань, и не только ее — все девушки с курсов активно включились в борьбу с помещиками, что послужило для них лучшей школой воспитания.

«Миром любую стену прошибешь!» — с энтузиазмом говорили крестьяне. Среди них особо выделялся хромой старик Ли Бао-жун, по прозвищу Железный Ли. Дел у него было хоть отбавляй. С самого раннего утра и до позднего вечера не умолкал его звучный, как труба, голос.

Железный Ли был первым активистом в деревне. Еще в 1939 году он стал коммунистом и теперь был секретарем крестьянского союза деревни. Благодаря своей твердости и непреклонности он завоевал среди крестьян огромный авторитет. Под его руководством проходила борьба против марионеточных властей, которая завершилась победой. Крестьяне конфисковали более двухсот даней зерна и роздали его беднякам. Ли Бао-жун был справедливым и разумным, и ему доверяли.

В этой работе приняла участие Лю Ху-лань. Она поняла до конца, что и отважного героя, отдавшего свою жизнь за народ, и Ли Бао-жуна, встающего чуть свет и работающего так, чтобы крестьянам лучше жилось, — всех их вел и ведет один могучий руководитель: Коммунистическая партия Китая. Лю Ху-лань на себе испытала ее волю и разум. Она знала, что партия всегда и везде руководит китайским народом.

Сорок дней училась Лю Ху-лань. Лекции, беседы, диспуты, работа среди крестьян. И только вечером наступал отдых. Но перед тем как погасить свет, девушки еще долго пели, и их бодрые песни неслись далеко-далеко.

Лю Ху-лань с детства любила петь. Дома она пела песни о родине, о ее высоких горах, о реках, отяжелей жизни. Теперь Лю Ху-лань еще больше полюбила песни, но пела она теперь о другом: о войне, о революционной борьбе. Люй Сюе-мэй запевала, а остальные хором подхватывали:

И девушки громко подхватывали:

Потом гасили огонь и, лежа на кане, еще долго пели. Кончали одну песню, начинали другую, и так до тех пор, пока старушка, жившая в комнате наверху, не одевалась и не спускалась вниз. Она пыталась утихомирить веселых девушек:

— Спать пора, а то завтра утром голову не поднимете.

— Не бойся, тетушка Сян-юань! — озорно отвечала ей Лю Ху-лань.

Девушки ненадолго успокаивались, но вскоре опять продолжали петь свои песни, правда немного тише…

Возвратившись с курсов, Лю Ху-лань; принесла эти боевые песни в деревню Юньчжоуси.

Она показала свои тетради матери. Страницы были сплошь исчерчены иероглифами с обеих сторон. Лю Ху-лань училась писать в этих тетрадях. В них же, по ее просьбе, друзья записали много хороших песен, которые Лю Ху-лань спела матери. Ей очень хотелось, чтобы мать тоже научилась их петь. Раньше бабушка и мама учили ее петь, а теперь она стала маминым учителем. Тихим голосом мать повторяла:

После возвращения с курсов Лю Ху-лань еще больше пристрастилась к пению. Память у нее была хорошая, голос тоже неплохой, она знала много новых песен. Люди любили слушать Лю Ху-лань и запоминали ее песни. Девушка пела дома, когда пряла хлопок, пела до начала народных собраний и, бывало, после собрания, шагая по дороге домой, тоже затягивала песню.

Однако, возвратившись с курсов, она не только пела песни. С присущей ей энергией она повела работу среди женщин своей деревни и вскоре стала секретарем женского союза.

Это была первая группа активисток деревни Юньчжоуси. В годы антияпонской войны, несмотря на активное партизанское движение в районе, работа среди женщин велась слабо. Некоторые активисты по старинке считали, что среди женщин вообще не следует вести политическую работу, что женщина будто бы труслива и, не выдержав первого же испытания, может загубить большое дело.

Лю Ху-лань выступила на общем собрании женщин деревни.

Некоторые женщины шептались, хихикали, кое-кто насмешливо ухмылялся. Они говорили: