Сергей Луганский - Небо остается чистым. Записки военного летчика.

К тому же не надо забывать, что нам в то время едва исполнилось по двадцати лет. А молодость,- сами понимаете…

У каждого поколения – своя романтика. Романтика может волновать не только в определенную эпоху, в определенное время. Видимо, я повторяю избитую истину, но я ее повторю: романтика так же вечна, как и любовь, как мужество и героизм.

Однообразие нашей учебной строевой жизни было нарушено приездом Наркома обороны К. Е. Ворошилова.

Стоял октябрь тысяча девятьсот тридцать девятого года. Погода держалась ясная, но холодная, с утренними заморозками. Леса уже пожелтели, понемногу осыпались, но были еще очень красивы в своем последнем недолгом наряде.

Приезд Наркома – событие в любой воинской части. Нечего и говорить, что ко дню встречи мы деятельно готовились. Озабоченное начальство устраивало бесконечные проверки. Нам же, вчерашним мальчишкам, приезд Наркома давал случай увидеть своими глазами легендарного человека. Герой гражданской войны, соратник В. И. Ленина, боевой командир, К. Е. Ворошилов как бы олицетворял собой пусть еще не долгую, но уже боевую историю нашей советской Родины. Мы знали Наркома только по портретам. Увидеть же его наяву нам предстоя-ло впервые.

Впрочем, нетерпение встречи испытывали не только мы, молодые летчики. Так что понятны те чувства, которые владели всеми нами, когда мы в назначенный день выстроились для встречи.

В полной боевой форме: в регланах и шлемофонах, c пристегнутыми планшетами мы замерли у своих машин. Впереди пилот, сзади техник и моторист. Все огромные искатанное поле аэродрома будто замерло. Я смотрю, как справа от меня у своего боевого самолета нетерпеливо переминается мой друг Коля Муров. После училища мы с ним попали в одну эскадрилью и даже в одно звено.

Ожидание. Долгие томительные минуты.

Но вот показалась черная, быстро несущаяся «эмка», за ней тянется густой серый шлейф пыли. Раздалась громкая команда, все встрепенулись. Мы видим, как из остановившейся машины легко вышел невысокий военный в ши-нели и фуражке. Большие маршальские звезды сверкали на его петлицах и на рукавах.

В сопровождении старших командиров К. Е. Ворошилов направился к первой боевой машине, остановился. Нам не слышно, о чем он говорит с замершими по стойке «смирно» летчиками экипажа. Видимо, шутит, потому что в группе сопровождающих смех, веселое оживление.

Постепенно нарком обошел весь строй и распорядился собрать летчиков вместе. Мы собрались здесь же, на поле. Вблизи нарком выглядит очень моложаво, энергичное лицо, стремительные жесты.

Сейчас трудно припомнить, о чем говорил тогда нарком. Но одно запало в память крепко. В речи К. Е. Ворошилова прозвучала озабоченность по поводу усложняющейся международной обстановки. Он поделился с собравшимися тревогой относительно недостаточной оснащенности наших авиационных частей новейшими самолетами.

– Нечего скрывать,- заявил он нам,- что сейчас еще частенько приходится два летчика на один мотор. Но скоро, и очень скоро, у нас будет два мотора на одного!

Действительно, истребительная авиация в скором времени стала получать новые, более совершенные машины.

На прощание нарком попенял нам за участившиеся в последнее время несчастные случаи в учебных боях. Впрочем, основную вину он возложил на наших командиров, в частности на командующего ВВС Ленинградского округа И. И. Копеца. Командующий находился тут же, рядом. Герой Советского Союза комбриг И. И. Копец на самом деле отличался неслыханной лихостью. Имя его знали все военные летчики,- комбриг уже успел повоевать, имел правительственные награды.

Надо полагать, нарком сознательно преподнес нам урок нелицеприятной критики.

– Это же надо только подумать,- говорил он,- если сам командующий начинает крутить «бочки» над Ленинградом и крутит их до самого Пскова! Тут любая машина не выдержит. А ко всему прочему, какой пример для подчиненных?

Попрощавшись с летчиками, нарком сел в «эмку» и поехал к нашим соседям, в кавалерийский корпус К. К. Рокоссовского.

Командующий потупился, но в толпе летчиков одобрительно загудели: именно за лихость и бесстрашие мы и любили своего комбрига.

У нас же на аэродроме продолжался обычный учебный день.

Из событий того времени в памяти всплывают самые что ни на есть разнообразные. Трагическая гибель сначала В. П. Чкалова, затем А. К. Серова. Это были тяжелые утраты. Смерть героев оплакивала вся страна. Их подвиги представляли собой одну из славных страниц отечественной авиации. Отважные летчики, они умерли так же, как жили. Валерий Чкалов в последнюю минуту подумал о том, чтобы его обреченная машина не причинила вреда мирным людям. И он не покинул кабины, чтобы спастись, а всеми силами отвел самолет от поселка и разбился в поле. Из ответственного полета не вернулся и Анатолий Серов, любимец авиации, герой Испании…

Многие страницы истории авиации дышат тем величием человека, что приходит только в героической борьбе. И я пишу об этом для того, чтобы еще раз напомнить о славной истории авиации, которую знает не вся молодежь. А знать ее надо, потому что это история энтузиазма, мужества, героизма. Разве не следует, например, помнить скупые, лаконичные строки из чкаловского бортжурнала? Вот они, их всего несколько слов: «Самолет обледеневает. Идем вслепую…» И все. Это запись чкаловского экипажа, когда самолет проходил над Северным полюсом. Сколько скромности, непоказной отваги и самообладания кроется за этой записью!

Это были великого мужества люди!…

Вскоре после тех памятных и горьких событий грянула война. Перед самой войной в моей личной жизни произошли заметные перемены: я женился.

Свадьбу мы отгуляли шумно. Молодые летчики веселились всю ночь. Из старших товарищей присутствовал только командир эскадрильи Петр Неделин. В тостах, которых было множество, все желали молодоженам долгой и счастливой жизни,- разумеется, жизни мирной. И никто из присутствующих не догадывался, что мирной жизни осталось нам всего несколько дней.

Мы еще не успели как следует устроиться на новом месте,- вдруг незадолго до рассвета в окно нашей квартиры раздался стук. Это был посыльный из штаба полка: «Тревога!»

Тревоги для нас, летчиков, не были неожиданностью. В целях проверки они нередко устраивались и раньше. Мы, как положено, вскакивали, хватали заранее припасенный и собранный чемоданчик со всем необходимым и бежали на аэродром. Так, думалось, будет и сейчас.

Однако объявленная тревога оказалась первой тревогой военного времени.

Как и раньше при тревогах, в назначенном месте летчиков поджидал автобус. По улицам спящего города спешили военные с чемоданчиками в руках. Город спал, а жизнь в нем продолжалась. Поднятые среди ночи, привычно собравшиеся летчики встречались по дороге и перебрасывались короткими замечаниями. Кто-то принялся рассказывать о кинофильме, который смотрел вечером вместе с женой.