Сергей Луганский - Небо остается чистым. Записки военного летчика.

Глазам представился целый массив, огромное скопление танков. Вражеские машины стояли без маскировки. Их было такое множество, что я даже растерялся. Вся эта стальная армада нацеливалась на Ростов. Бомбардировщики ринулись утюжить. Вниз полетели тяжелые бомбы. В несколько минут вся армада скопившихся танков была разметана, деморализована, сожжена. Бомбардировщики успели вовремя.

Недолгое контрнаступление советских войск, потеснившее немцев, остановилось, и враг собирал силы для решающего штурма города. В небе шли беспрерывные бои. Наши бомбардировщики и штурмовики наносили удары по скоплениям танков, а истребители ввязывались в упорные воздушные схватки.

19 ноября гитлеровцы прорвались на северную окраину города. На другой день при поддержке авиации они попытались захватить переправу через Дон в районе Аксайской, но наши войска, занявшие оборону на берегу, не дрогнули. Враг стал искать более уязвимое место в обороне Ростова. И нашел. Фашисты ворвались в город. На улицах завязались кровопролитные бои. Начался отвод наших войск за Дон. В конце ноября командование советских войск собрало достаточно сил для нового контрудара. Перейдя в наступление, части южного фронта быстро выбили немцев из Ростова. Разбитые танковые части фашистов под командованием генерала Клейста откатились к Таганрогу. Немцы понесли большие потери в живой силе, боевой технике, военном имуществе и снаряжении.

В упорных кровопролитных боях за Ростов буквально каждый день задержки вражеских войск означал большой стратегический выигрыш. Ради этого и приходилось жертвовать. И прав был, конечно, Федор Телегин. Потерять шесть бомбардировщиков за один вылет – не шутка. Но гибелью этих машин, повседневными постоянными жертвами на других участках и пришла в конце концов к нам победа.

Со своей стороны мы тоже понимали все. Не понять невозможно. Но одно дело понимать спокойным рассудком, а другое — видеть, как на твоих глазах гибнут и гибнут смелые, боевые, великолепные ребята. С этим примириться трудно. Если бы у нас хоть в прикрытие побольше истребителей! Но нет, всего в обрез! Черт возьми, настанет ли наконец день, когда мы, наши летчики, будут давить врага превосходством в технике? Ведь в единоборстве немцы нам явно уступают. Значит, все дело в технике. Скоро ли она у нас будет?

Немцы напрасно бахвалились, разбрасывая листовки: «Ростов возьму бомбежкой, Кавказ пройду с гармошкой!». Под Ростовом нашли свою бесславную гибель отборные дивизии немецкой группы армий «Юг» под командованием фельдмаршала Рунштедта. И если наши войска все же вынуждены были оставить город, то только потому, что превосходство противника в живой силе и технике было слишком уж подавляющим.

Именно под Ростовом, помнится, у нас появились так называемые «безлошадные» летчики. То есть летчики были, а самолетов не хватало. Пополнение техникой пока шло крайне медленно. Нередко летчики находились непосредственно на авиационных заводах и перегоняли на фронт по два-три самолета, а иногда и по одному. Едва самолет сходил с конвейера, его тут же отправляли на фронт. В полках на каждый исправный самолет имелось два, а то и три летчика. Пока один уходил на задание, другой ждал его возвращения с парашютом в руках. И каково было огорчение, если самолет возвращался поврежденным.

За день исправные самолеты совершали до десяти боевых вылетов. Не удивительно, что большая часть машин находилась в ремонте. На плечи техников ложилась огромная нагрузка. Ночи напролет они готовили самолеты к боевым полетам.

После Ростова мы некоторое время базировались в Батайске, затем на станции Верблюд, в Котельниково. Все это были этапы горького пути отступления…

Однажды, после изнурительного дня, который пришлось провести почти целиком в воздухе, я, закончив полеты, пришел к комиссару полка Ивану Федоровичу Кузьмичеву.

– Разрешите, товарищ полковой комиссар?- обратился я по всей форме.

Иван Федорович был утомлен, но моя официальность настолько его изумила, что он живо приподнялся.

– Заходи, заходи, Сергей! Что случилось?

– Вот!- стоя по стойке смирно, я протянул ему коротенькое заявление. Это было заявление о моем желании вступить в ряды Коммунистической партии.

– О!- воскликнул Иван Федорович.- Давно пора, Сережа.

– Как-то казалось, что еще не достоин,- сконфуженно сказал я.- Не подготовлен, что ли…

– У тебя уже шесть сбитых самолетов. А это,- комиссар потряс моим заявлением,- обяжет тебя драться еще лучше. Понял?

Вечером в нашей землянке состоялось партийное собрание полка. Было уже поздно, горела лампа. Товарищи сидели на нарах.

Собрание открыл Кузьмичев. На войне человек завоевывает авторитет делом, непосредственно в бою. Наш комиссар обладал самым действенным секретом агитации и убеждения – храбростью, высоким искусством воздушного боя. За это его и любили летчики.

Пока говорил комиссар, я сидел сбоку.

К моему удивлению, собрание закончилось очень быстро. Фронтовая обстановка не располагала к длительным словоизлияниям. Произносить долгие речи было незачем, да и некогда,- с рассветом начинался утомительный боевой день. И без того для сна, для отдыха оставалось очень мало времени.

Мне запомнились коротенькие выступления Володи Пешкова и Ивана Глухих, дававших мне рекомендации. Смысл бесхитростных речей обоих моих товарищей сводился к одному: «Достоин».

Собственно, и предложение тогда было одно – принять. Быстро проголосовали и разошлись.

Летчики давно уже улеглись, потушили лампу. А мне все не спалось. То, что произошло сегодня, для моих друзей, видимо, было уже привычно и давно пережито. Но для меня… «Теперь я уже не тот, что прежде, теперь я обязан быть лучше, смелей, настойчивей»,- думал я.

В эту ночь я так и не уснул. Потихоньку встал и вышел из землянки.

На аэродроме возле самолетов крутились техники. Одни осматривали моторы, другие пополняли боезапас. Продолжалась будничная жизнь войны.

Вскоре на востоке забрезжила заря.

Мы вылетели на Ростов вскоре после того, как его оставили наши войска. Внизу, под крыльями самолета, проплывала многострадальная обезображенная земля. Дымились развалины взорванных элеваторов, горел хлеб. Дымный чад застилал поля. Казалось, горела сама земля.

Скоро показался Ростов. Странно, еще совсем недавно это был свой, родной, город. Сверху я узнавал знакомые улицы, памятные места. Вот там, за городом, был наш аэродром. Ближе, где медленно тянется в небо густой столб дыма, стоял наш дом, мой дом. Все это еще вроде бы наше и уже не наше. Мы летим в свой город, но летим бить врага.

Под нами заблестела полоска Дона. Хорошо видно, как немцы наводят переправы через реку. К Ростову по степи тянутся колонны пленных. Мы не удержались и с бреющего полета обстреляли конвой. Воспользовавшись суматохой, пленные бросились в разные стороны. Впоследствии мне довелось встречаться с людьми, которые сумели перебраться через Дон и вернуться в свои части.