Сергей Луганский - Небо остается чистым. Записки военного летчика.

– Это только поглядеть, какие у нас пространства!

Ехать надоест. Тут любой немец на одном керосине со своими танками прогорит.

– Танки на бензине, отец,- вставил раненый в шинели, баюкая замотанную в бинты руку.

– Ну, так и того хлеще!- подхватил старичок.- Тут никакого богатства не хватит. Да ее, этакую страну, век не пройти!

Послушать словоохотливого старичка подходили из соседних купе, народ толпился в коридоре.

Поезда тогда ходили переполненными. Среди пассажиров преобладали военные. В нашем вагоне множество раненых,- на костылях, с руками на перевязи. Часто попадались инвалиды. Эти ехали домой навсегда.

Скоро потянулись совсем знакомые места. Поезд опаздывал. С чемоданом в руке я уже давно стоял в тамбуре и нетерпеливо выглядывал.

Поплыли стройные свечки пирамидальных тополей. Ярко сияло солнце. Недалекие горы были затянуты легкой дымкой. Молоденькая проводница с бледным измученным лицом открыла ключом дверь, и в тамбур ворвался морозный воздух.

Мать и жену я узнал еще издали. Наш вагон тихо проплыл мимо них и сразу же остановился. Мои родные жадно глядели в вагонные окошки, вглядывались в повисших на подножках людей. «Не видят!…»

Сняв со ступенек вещевой мешок и чемодан, я подошел к ним сзади и остановился. Мать за эти годы постарела, согнулась, как будто меньше стала ростом., – Мама!

Она дернулась и обернулась с какой-то досадой, будто рассердившись на неожиданную помеху. Несколько мгновений глаза матери смотрели на меня с недоумением, она не узнала меня.

– Здравствуйте, мама, Маша!

– Господи!…- только и проговорила мать, припала, заплакала.

В те минуты на вокзале, когда я обнимал плачущих мать и жену, я подумал о тех матерях и женах, которые уже никогда не придут на вокзалы встречать своих сыновей и мужей. Скольких ребят мы недосчитывались после боевых заданий только в одном нашем полку…

На вокзале я нашел попутную легковую машину, и мы поехали. Мать и жена всю дорогу держали меня за руки. Алма-Ата засыпана снегом. Сверкают под солнцем величественные вершины Ала-Тау, они кажутся близко-близко. Снег нарядно убрал деревья. Гремит старенький трамвай. Кажется, ничто не изменилось в родном городе. На проспекте имени Ленина, по которому поднимается машина, мальчишки играют пустой консервной банкой в футбол. На мгновение они замолкают, пропуская машину, а затем снова с громкими криками рассыпаются по всей ширине проспекта.

На второй или на третий день после приезда я отправился в горком комсомола, туда, где мальчишкой получал путевку в оренбургскую школу летчиков. Там меня встретили радушно. Здесь пристально следили за событиями на фронте, и мне чуть не до вечера пришлось отвечать на расспросы.

Вечером в филармонии собралась общественность столицы Казахстана. Зал был переполнен. Здесь студенты и преподаватели, рабочие алма-атинских предприятий и ученики училищ трудовых резервов, много школьников. И всех интересуют подробности – как там, на фронте? Рассказывать мне пришлось долго. Вспомнил я бои под Ростовом, потом Сталинград, когда судьба города висела на волоске, потом воспоминания пошли веселее: Курск, Харьков, бои над Днепром. Сейчас немцу, хоть он еще и силен, уже не остановиться, не зацепиться на нашей земле. Враг бежит, и его бьют везде – на земле и над землей. Естественно, о боях в воздухе я в основном и рассказывал.

И вот, когда кончился мой рассказ, когда зал успокоился, из-за стола президиума вдруг поднялся старенький профессор Штесс и предложил объявить сбор средств на постройку истребителя – подарок алма-атинцев земляку. Штесс тут же внес пятьсот рублей.

Почин старого профессора поддержали единодушно. Часть денег собрали тут же, на вечере, часть – на следующий день. Очень волнующе выглядел сбор денег у ребят. Школьники отдавали в общий котел свои двугривенные и рубли, некоторые несли их прямо в горком комсомола. «Дяде Сереже на самолет»,- сказала в горкоме одна маленькая девочка.

Дома у меня не было ни минуты свободной. С раннего утра приходят и приезжают посланцы из школ, с предприятий с просьбой встретиться с учениками, с рабочими. Ежедневно приходится бывать в горкоме комсомола. Там кипит лихорадочная деятельность: комсомольцы взяли под свой контроль сбор средств на истребитель.

За два дня было собрано 180 тысяч рублей.

На заводе имени Кирова появилась передовая молодежная бригада имени Луганского. Совсем еще юные ребята и девчушки объявили ударную вахту и все заработанные деньги внесли на самолет. Я съездил на этот завод, познакомился с бригадой.

Поистине золотая у нас молодежь! С юношами и девушками этой бригады у нас завязалась переписка, и мы переписывались до конца войны. Сейчас эта переписка хранится в Центральном музее Вооруженных Сил СССР.

Очень быстро, почти незаметно подошел день отъезда. Только вроде бы приехал, а вот уж и уезжать надо.

– Ну вот,- с огорчением сказала мать, качая головой,- по-человечески-то так и не посидели.

Действительно, все дни у меня складывались как-то так, что для родных совсем не оставалось времени. С утра кто-нибудь приезжает, куда-то надо было идти, вечером обязательно встречи. Мать пожаловалась, что очень обижаются родственники: на нас, дескать, у него и часа не найдется.

Возразить было нечего.

Украдкой утирая слезы, мать с женой неторопливо собирали меня в дорогу. Белье мое перестирано и выглажено, заново перешиты все пуговицы на гимнастерке. Теперь до конца войны не оторвутся!

На вокзал поехали с женой и матерью. Однако и там нам не удалось побыть наедине. Едва мы появились, нас сразу же окружила шумная гурьба молодежи.

– Сергей Данилович, а мы боялись, что вы опоздаете!

Для получения самолета вместе со мной направлялись представители алма-атинской молодежи: один паренек и две девушки. Они должны были вручить мне самолет.

– Вы там, Сергей Данилович, получше выбирайте,- наказывали мне в Алма-Ате.

– Не беспокойтесь, выберем самый лучший.

Последние минуты на вокзале прошли в обычной суете.

Из окна вагона я в последний раз увидел расстроенные лица родных и помахал им рукой.

Поехали.

Директор авиационного завода принял нас приветливо. Делегация вручила ему письмо комсомольцев и молодежи.

– Ого, вот это петиция!- удивился директор.- Что ж, выбирайте, какой понравится.

– Дядя Сережа, тут уж вам…

И «дядя Сережа» вопросительно посмотрел на директора.

– Пожалуйста, пожалуйста, дядя Сережа,- рассмеялся директор, делая приглашающий жест на поле.

– Заправлены?- спросил я, не зная, на каком самолете остановиться.

– Готовы к отправке.

У меня разбежались глаза. Передо мной на поле сплошь стояли совершенно одинаковые, новенькие истребители Як-1. Наконец я подошел к стоявшему с краю самолету и полез в кабину.