Максим Макарычев - Фидель Кастро

Наступило 5 декабря. «Мы прошли вместе по маленькой горе не больше, чем гектар в периметре, и прошли еще 100 или 200 метров до высокой горы, которая ограничивалась морем с юга и полосой земли, плоской и плодородной, засеянной под пастбище, с севера, – вспоминал этот день Фидель. – Мы подошли к границе леса, зашли в него, и метров через 100 мы растянулись по всему лесу. Это был достаточно подходящий участок, но земля была неровной и полна упавших деревьев. Нам надо было пройти еще и всю следующую ночь, чтобы добраться до места. Но некоторые из наших товарищей были совсем вымотаны. Мы решили остановиться у маленькой горы. Люди расположились, чтобы отдохнуть до наступления ночи. Пост расположили всего в сотне метров от лагеря. Достаточно самонадеянно» [189].

Бойцы, попадав без сил на землю, забыли выставить караул. Если бы они знали, что в непосредственной близости от них находятся 140 спецназовцев, а в воздух уже поднимаются самолеты…

Большинство бойцов сразу же уснули мертвецким сном. А те, что не спали, из–за усталости не сразу обратили внимание на то, что в небе над ними кружат самолеты. К охоте на отряд Фиделя подключились не только военные летчики, но и владельцы сахарных плантаций на своих авиетках.

«Мы с товарищем Монтане прилегли, прислонившись головой к дереву, и беседовали о наших детях, поглощая свой скудный паек, состоявший из половинки копченой колбасы с двумя галетами, как вдруг раздался выстрел, – писал Эрнесто Че Гевара в своих воспоминаниях. – Прошла какая–то секунда, и на нашу группу из 82 человек обрушился шквал пуль <���…> Мы были почти безоружны перед яростно атакующим противником: от нашего военного снаряжения после высадки с „Гранмы“ и перехода по болотам уцелели лишь винтовки и немного патронов, да и те в большинстве оказались подмоченными <���… > Помню, ко мне подбежал Хуан Альмейда. „Что делать?“ – спросил он. Мы решили как можно скорее пробираться к зарослям тростника, ибо понимали – там наше спасение! В этот момент я заметил, что один боец бросает на бегу патроны. Я схватил было его за руку, пытаясь остановить, он вырвался, крикнув: „Конец нам!“ Лицо его перекосилось от страха. Возможно, впервые передо мной тогда возникла дилемма: кто же я – врач или солдат? Передо мной лежали набитый лекарствами рюкзак и ящик с патронами. Взять и то и другое не хватало сил. Я схватил ящик с патронами и перебежал открытое место, отделявшее меня от тростникового поля» [190].

Огонь по бойцам велся беспрестанно, с воздуха и с разных сторон с земли. Отряд охватила паника. Кто–то из бойцов предложил сдаться, но в ответ услышал устрашающий крик Хуана Альмейды: «Трус! Бойцы Фиделя не сдаются!» Солдаты подожгли плантацию тростника, чтобы выманить бойцов на себя и уничтожить их встречным огнем. Фидель приказал товарищам разбиться на группы и двигаться по направлению к горному массиву. «Возникавшие сцены то казались списанными у Данте, то были совершенно гротескными. Как будто в калейдоскопе, мелькали кричащие люди, раненые взывали о помощи, бойцы пытались прятаться за стебли тростника, словно это были стволы деревьев, а некоторые, испуганные, умоляли соблюдать тишину, прижимая пальцы к губам среди оглушительной стрельбы – и вдруг раздался ужасный вопль: „Стреляйте по тростникам!“» [191]– описывал те минуты Че Гевара.

Сам Фидель Кастро, несмотря на пережитое им за восемьдесят с лишним лет – бесчисленные утраты, покушения, предательства, считает, что именно 5 декабря 1956 года было одним из самых трагических дней в его жизни: «Все остальные попрятались кто где. Каждый человек или группа переживали свою собственную одиссею. Все силы, которые у меня остались, не разбросанные по лесу: трое людей и оружие: моя винтовка с 90 патронами и винтовка Санчеса с тридцатью. Вокруг было полно солдат. Нам надо было идти на восток и объединить как можно больше разбросанных сил.

Нас могли увидеть с любой дистанции <���…> Нетрудно представить, насколько плохо мне было, когда я видел, как за считаные минуты исчезло то, что я с такими усилиями создавал почти два года. <���… > Мы уже прошли несколько километров к солнечному свету, когда увидели гражданский самолет, который летал кругами примерно в тысяче метров от нас. Я заметил его со страхом. Мы ускорили шаги. Впереди находилась равнина, на которой росли кустарники примерно метрах в 30 друг от друга. За ближайшим из них мы и спрятались. Самолет, наблюдающий за нами, ждал истребителей, которые вскоре появились примерно в 60 метрах от нас. Я сказал, что нам надо покинуть как можно скорее эти кусты и спрятаться в зарослях сахарного тростника, находившихся поблизости. И мы сделали это вовремя, потому что истребители начали стрелять по кустам из четырех пулеметов 50–го калибра, установленных на каждом самолете. <���… > Никто из нас троих не был убит или ранен. Перерыв в стрельбе позволил нам переползти метров 30—40 в другие заросли тростника, более высокие и густые. Было невозможно продвигаться дальше. Выстрелы прекратились. Самолеты низко пролетели над зарослями тростника. Мы спрятались под листья, лежали и боялись пошевелиться».

<���…> Из тех, что я пережил, этот день, этот час были самыми драматическими в моей жизни <���…>. Что я мог сделать в тех обстоятельствах? Когда я понял, что все равно засну, я повернулся на бок, положил приклад винтовки между ног так, что дуло упиралось мне в подбородок. Я не хотел, чтоб меня поймали живым, если вражеский патруль найдет меня спящим. Иметь пистолет в таких случаях намного лучше – его легко вытащить и выстрелить во врага или в себя, но если ты с винтовкой в таких обстоятельствах, ты ничего не можешь сделать. Так как я не мог двигаться, я просто заснул. Из–за такого изнурения я проспал 3 часа. Наступал вечер» [192].

Самолеты больше не появились, и солдаты прочесывать местность не стали.

Выйдя из зарослей с большими потерями, отряд разбился на три группы: одна – трое человек во главе с Фиделем, другая – шестеро во главе с Раулем, третья – семеро бойцов – с Хуаном Альмейдой, в составе которой находился раненный в шею Че Гевара. «Что–то сильно толкнуло меня в грудь, и я упал, – рассказывал Че. – Один раз, повинуясь какому–то смутному инстинкту раненого, я выстрелил в сторону гор. И в этот момент, когда все казалось потерянным, я вдруг вспомнил старый рассказ Джека Лондона. Его героя, который, понимая, что все равно должен замерзнуть, готовился принять смерть с достоинством, зная о том, что ему суждено замерзнуть в ледовой Арктике» [193].

Группа Альмейды вышла к дому крестьянина Маноло Капитана, где засел отряд офицера военно–морской разведки, лейтенанта Хулио Лаурента. Последний лично расстрелял из пулемета восемь участников похода на «Гранме», которых выдал этот самый крестьянин. Среди них был Ньико Лопес, с которым Че подружился во время подготовки экспедиции. Обессилевшие и изможденные бойцы не стали вступать в бой с тридцатью хорошо вооруженными спецназовцами. Они пошли дальше. На их пути попался живительный ручей. «Мы, бросившись на землю, стали жадно пить до тех пор, пока наши голодные желудки не переполнились водой. Затем наполнили фляги и продолжили путь», – писал в дневнике Эрнесто Че Гевара.