Альгирдас Шоцикас - Четвертый раунд

Наиболее интересным, пожалуй, оказался поединок с польским тяжеловесом Енжиком, с которым, как мне сказал кто-то перед боем, наверняка еще придется встретиться либо в Хельсинки, либо на первенстве Европы в Варшаве.

Енжик обладал изрядной физической силой, но предпочитал вести бой, как и большинство польских спортсменов, на дальней дистанции, быстро маневрируя по рингу и набирая очки. Защита у него была поставлена великолепно.

В течение первого раунда я несколько раз предпринимал попытки сблизиться, но натыкался на непробиваемую защиту. Особенно тщательно закрывал поляк голову. На этой детали я и построил свой замысел. Всю вторую половину раунда я упорно создавал вид, будто цель моя в том, чтобы провести левый боковой в подбородок, и ради этого я старательно готовлю удар. К концу раунда поляк поверил. И когда я, наконец, якобы пытаясь осуществить задуманное, принял исходное для удара положение, поляк мгновенно вскинул к подбородку руки, а я, изменив направление перчатки, ударил боковым, но не в голову, а в солнечное сплетение.

Енжика спас гонг.

Но во втором раунде я вновь сильно ударил по корпусу, и бой наш на том закончился.

Остальные два боя — с румыном Богицэ и чехом Нетука — я тоже выиграл: один нокаутом, другой по очкам.

А уже через месяц, опять же в помещении Московского цирка, начались поединки на первенство страны 1952 года, которые окончательно должны были решить, кому ехать в июле в Хельсинки.

Проведя четыре боя — финальный, естественно, опять с Королевым — и добившись во всех победы, мне вновь удалось сохранить за собой титул чемпиона в тяжелом весе. Вопрос с Хельсинки, таким образом, тоже решился в мою пользу.

Перед отъездом в Хельсинки мы всей командой отправились в Выборг, на двухнедельные сборы. Полмесяца пролетели незаметно, до предела насыщенные упорной работой. Каждый следующий день казался оттиском с предыдущего.

Режим для всех был одинаковым. Вставали в восемь утра и сразу же отправлялись на полуторачасовую прогулку. Во время прогулки — ходьба, бег, бой с тенью и под занавес купанье в озере. После завтрака — теоретические занятия, в основном анализ наиболее примечательных боев, как бы примерка их на себя. Штука эта интересная и весьма поучительная. Когда какой-нибудь поединок вот так разбирают по косточкам и раскладывают на всеобщее обозрение, многое видится совсем иначе — гораздо шире, ярче и глубже. Каждому всегда есть что-то сказать свое, преломленное через собственный индивидуальный опыт; а опыта было не занимать — в сборную вошло немало ветеранов, таких, например, как Сергей Щербаков, Александр Засухин, Анатолий Булаков. Нередко по какому-нибудь поводу — технический прием или тактический замысел — разгорались споры, в которых всегда можно было узнать что-то новое, а порой и неожиданное. Словом, скучать на таких разборах никому не приходилось.

В час дня начиналась первая тренировка. Несколько раундов с тенью и на лапах; работа с мешком, с грушей, скакалкой и в заключение три-четыре раунда спарринга. Затем массаж, душ, потом обед и послеобеденный сон.

Вторая, вечерняя тренировка, помимо работы со снарядами, обычно включала спортивные игры: баскетбол, теннис, футбол.

Потом ужин, опять прогулка и в одиннадцать часов отбой.

И так изо дня в день. Не очень увлекательно, но зато полезно. Большой спорт без хорошей формы немыслим. За девять минут на ринге с боксера стекает, как говорится, сто потов. Не говоря уже про колоссальную нервную нагрузку. Впрочем, последняя наваливается иной раз задолго до выхода на ринг.

Я, правда, особенной предстартовой лихорадки в тот раз не испытывал. Понадеялся на прогнозы специалистов.

Когда мы приехали в Хельсинки, все, что касалось тяжелого веса, было как бы заранее распределено. Лучшие авторитеты международного любительского бокса вместе с многочисленной армией журналистов и спортивных обозревателей считали, что основная борьба разгорится между четырьмя спортсменами. Единодушно назывались имена американского негра Сандерса, финна Коски, шведа Юханссона и мое. В газетах даже появился специально изобретенный к случаю термин: четверка тузов.

Что касалось меня, то две из трех этих карт я мог считать для себя битыми. С Юханссоном я уже встречался в Гётеборге, и если чем и сумел он тогда удивить, так только тем, насколько искусно уклонялся в течение трех раундов от активного боя. Коски тоже не вызывал опасений. Я знал, что он собой представляет, и впоследствии убедился, что не заблуждался на его счет, легко выиграв у него во втором раунде нокаутом.

Единственным настоящим соперником оставался Сандерс. Это был очень сильный, высокотехничный, с могучими ударами обеих рук боксер. Вскоре после Хельсинки он перешел в профессионалы, вошел в десятку лучших тяжеловесов мира и закончил тем, что был убит на ринге.

Поединки боксеров начались 28 июля, в последние дни Олимпийских игр, когда все основные состязания оставались уже позади. Советские спортсмены, набрав к тому времени 443 очка, завоевали в общей сложности 90 медалей и вышли на первое место. За ними шла американская команда: 71 медаль и 317 очков.

Но соревнования еще не кончились, и неразыгранные медали могли резко изменить соотношение сил.

Бокс был единственным видом спорта, для которого почему-то сделали странное исключение, и вместо трех медалей присуждались лишь две: золотая и серебряная. «Золото» «стоило» семь очков, «серебро» — пять, а за третье-четвертое места начислялось три с половиной очка. Под помостом хельсинкского ринга, таким образом, лежало 190 очков. Охотников извлечь их оттуда собралось тоже немало: двести пятьдесят боксеров из тридцати стран надели кожаные перчатки.

Жеребьевка свела меня в первый день с поляком Гостянским. Бой я выиграл легко, нокаутировав противника в начале второго раунда. Выиграли свои первые бои Булаков, Гарбузов, Засухин, Меднов, Щербаков и Анатолий Перов, который перешел в полутяжелый вес.

Но уже в первый же день нам пришлось столкнуться с недобросовестностью некоторых судей, которая раз от раза становилась все более откровенной, если не сказать наглой. Соколову, нашему легковесу, противник попался действительно сильный — чемпион Европы француз Вентайя. Но бой с ним Соколов провел неплохо, и, если бы не тенденциозность судей, победа вполне могла бы остаться за ним. Однако ее отдали французу. Судей больше интересовало не мастерство боксера, а его национальность.

Особенно беззастенчиво вели себя двое: ирландец Галлахер и судья из Италии Шарри. Правда, когда на другой день они отдали победу английскому боксеру Реардону, которого во всех трех раундах уверенно переиграл Засухин, главное жюри отстранило Галлахера и Шарри от судейства за явную необъективность. Впрочем, и суток не прошло, как обоих вновь восстановили в правах, и те опять принялись за свое.