К. Осипов - Александр Васильевич Суворов

К полудню 7 октября армия, перебравшись таким путем через хребет, собралась в деревне Паникс, а вечером прибыла в Иланц. Из 20 тысяч человек, выступивших в Швейцарию, в Иланц пришли 15 тысяч: 10 тысяч боеспособных пехотинцев и казачьи части.

Учитывая невероятные трудности похода, надо признать потери в 5 тысяч человек не слишком большими, особенно если вспомнить, что французы понесли больший урон.

Швейцарский поход был закончен.

– Орлы русские облетели орлов римских, – с гордостью произнес Суворов, оглядывая оборванных, исхудалых, но по– прежнему бодрых солдат.

В своих статьях «По и Рейн» Энгельс говорил, что переход через Паникс «был самым выдающимся из всех современных альпийских переходов». [133]

В донесении Павлу I Суворов так характеризовал швейцарский поход:

«Я был отрезан и окружен, ночь и день мы били противника с фронта и тыла, захватывали у него его орудия, которые приходилось сбрасывать в пропасть за недостатком перевозочных средств, и он понес потери в четыре раза больше, чем мы. Мы прорвались повсюду, как победители».

Следует отдать должное предусмотрительности Суворова: избрав смелый вариант похода, он все время обеспечивает себе возможность отхода в долину Верхнего Рейна, если обстоятельства сложатся неблагоприятно. Сперва Розенберг идет вправо, затем Суворов посылает Ауфенберга на соединение с Линкеном. И в конце концов он увел туда свои войска, причем противник не смог серьезно помешать ему. Прекрасный пример осмотрительности и дальновидности Суворова!

Беспримерные дни этого похода были грозным испытанием и для полководца и для русской армии. Испытание это было выдержано столь блестяще, что четырехнедельная кампания явилась венцом славы Суворова и окружила ореолом величия русский народ. Эта кампания показала, что сила духа русского солдата, его энергия и упорство так велики, что он способен одолеть самые невероятные препятствия: физические лишения, суровую природу и сильнейших врагов.

В часы, когда Суворов, ежась от стужи, пробирался над провалами Паникса, его мысль неустанно работала над планом новой кампании. Прямо «с Паникса он отправил эстафету эрцгерцогу Карлу о том, что готов снова предпринять наступление, если австрийцы поддержат его войсками, продовольствием и боевым снаряжением. Несколько дней спустя он послал эрцгерцогу конкретный план наступления, но, не дождавшись ответа, резко изменил свои намерения. До него дошли сведения о чрезвычайном обострении отношений между Веной и Петербургом: крепкий „задним умом“, Павел сообразил, наконец, к чему привела русскую армию двуличная политика ее союзников; были запрещены молебны об австрийских победах, курьерам к Суворову приказано ездить, не заезжая в Вену, и т. п. Суворову император прямо писал: „Главное – возвращение ваше в Россию и сохранение ее границ“.

Быть может, острое чувство горечи от безрезультатности швейцарского похода побудило бы фельдмаршала все-таки возобновить военные действия, чтобы вытеснить французов из Швейцарии. Он составил в октябре записку на этот счет. Записка не окончена, но смысл ее ясен: надо сперва занять позиции, на которых стояли войска Корсакова и Готце, а затем предпринять наступление. Обязательным условием для этого он считал активное участие армии эрцгерцога Карла. Но его переговоры с австрийцами приняли весьма неблагоприятный оборот. Эрцгерцог не желал в точности сообщить, какое количество солдат он выставит в помощь Суворову, и вообще так повел дело, что созванный фельдмаршалом военный совет единогласно решил: «Кроме предательства, ни на какую помощь от цесарцев [134]нет надежды; чего ради наступательную операцию не производить».

30 октября 1799 года суворовская армия соединилась с остатками корпуса Римского-Корсакова; войска расположились на отдых близ Боденского озера. Австрийцы прилагали все усилия, чтобы договориться о новой кампании. Однако. Суворов отклонил предложение о свидании с эрцгерцогом, пояснив графу Толстому, что «юный эрцгерцог Карл хочет меня обволшебить своим демосфенством»; переписка же обоих главнокомандующих от раза к разу приобретала все более раздраженные тона.

По поводу одного замечания эрцгерцога о военном искусстве Суворов отозвался: «Суворов разрушил современную военную теорию, потому правила искусства принадлежат ему». Иногда он допускал в письмах к эрцгерцогу явно обидные, даже оскорбительные выражения.

Антагонизм между русским и австрийским генералитетами достиг высшей точки. Дошло до того, что на балу у Аркадия Суворова великий князь Константин выгнал явившуюся группу австрийских офицеров. Поведение фельдмаршала отражало в этом смысле господствовавшие в армии настроения.

Происшедшие события кое-чему научили даже Павла. Бесцеремонное хозяйничанье австрийцев в Италии, приведшее к восстанию в Турине, начатые Веной тайные переговоры с Францией о заключении сепаратного мира, преждевременный уход эрцгерцога из Швейцарии – все это в конце концов пересилило желание Павла прослыть «спасителем Европы». В октябре он в решительных выражениях известил императора Франца о разрыве союза между Россией и Австрией.

Суворову было предписано начать приготовления к обратному походу в Россию. Чтобы не зависеть при этом от Австрии, ему предписывалось занять деньги у баварского курфюрста и оплачивать отныне все услуги австрийцев.

26 ноября русские войска выступили в обратный путь, но под влиянием Англии были остановлены в Чехии. Император Франц прислал Суворову отчаянный рескрипт, убеждая повременить с уводом армии и обещая неограниченную поддержку в случае возобновления войны. Суворов ответил австрийскому посланцу:

– Я пришел в назначенный день к месту соединения и увидел себя оставленным; вместо того, чтобы найти армию в хорошем порядке и в положении выгодном, я совсем не нашел ее… Над таким старым солдатом, как я, можно посмеяться только один раз; но он был бы слишком глуп, если бы позволил сделать это с собою в другой раз.

Австрийский генерал граф Эстергази, тщетно растративший все свое красноречие в попытках переубедить Суворова, воскликнул, уезжая:

– Ваша правда! Что за человек! Он столько же умен и сведущ, сколько велик как полководец. Но я ничего не мог у него добиться.

Австрийскому императору Суворов ответил, что не может остановить войска без нового повеления и в заключение дал австрийцам совет:

– Если хотите воевать с Францией, воюйте хорошо, ибо плохая война – смертельный яд… Первая великая война с Францией должна быть также и последняя.

Впрочем, он не обманывался насчет того, как будут сражаться австрийцы. С обычной проницательностью он писал, предвидя события 1800 года: «Они храбры, я их испытывал и оставлю армию победительнее Евгеньевой; [135]но без меня их же побьют».