Николай Воронов - На службе военной

Кажется, не так уж мало, но нужно учесть, что одну треть выделяемых боеприпасов составляли снаряды 45-миллиметрового калибра. Конечно, снарядов тяжелой артиллерии было накоплено недостаточно для такой сильно укрепленной обороны, какую сумел создать противник в этом районе. Такое же положение с боеприпасами сложилось и на взаимодействующем правом крыле Западного фронта. Это не могло не отразиться на успехе операции.

Утром 3 февраля войска 1-го Прибалтийского фронта перешли в наступление на стыке 4-й ударной и 11-й гвардейской армий на участке Горбачи - Бондарево, но за пять суток продвинулись всего на шесть километров.

Командующий артиллерией фронта в своем донесении мне докладывал, что ударные группировки 4 ударной и 11 гвардейской армий к началу операции были обеспечены большой плотностью артиллерии - до 270 стволов на 1 км фронта, из них до 150 стволов 120-мм минометов, 122-мм и 152-мм гаубиц. Из частей реактивной артиллерии было четыре бригады М-31 и семь полков М-13. Боеприпасами были обеспечены полностью в соответствии с планом.

Первый день боя, тщательно организованный, закончился успешным прорывом на 5 километров, несмотря на сильную огневую группировку противника. Из 69 подавлявшихся батарей только 17 вели огонь. В дальнейшем продвижение застопорилось, особенно с выходом на реки Пестуница и Заронок.

Причинами дальнейших неудач он считал:

1. Резкое ухудшение руководства боевыми порядками с продвижением вперед и слабой организацией боя. С выдвижением за р. Пестуница не было быстро построено необходимое количество переправ для переброски через реку артиллерии, и, кроме того, распутица, начавшаяся на второй день боя, препятствовала продвижению техники (танков и артиллерии).

2. Организация наблюдения за полем боя и перемещение КП и НП командиров всех степеней резко отставали от продвижения войск. Особенно это касается командиров корпусов, стрелковых дивизий и даже стрелковых полков. Многие из них продолжали сидеть на старых местах, боя не видели и не чувствовали его, а вследствие этого не знали, кроме как из искаженных докладов по телефону, истинного положения частей.

3. Танки не были увязаны с соответствующими стрелковыми подразделениями, чем и объясняется следующее: а) Танки ворвались в Веревщину, Козики, Курятники, разбили всю огневую систему противника, а пехота входила в эти пункты только через несколько часов. б) Танки систематически оставались на поле боя далеко впереди пехоты, неся большие потери.

.4. Пехота запаздывала с выходом на рубежи для броска и атаковала через продолжительное время после подавления огневой системы противника, который на отдельных участках к этому времени успевал снова организовываться. Это вызывало необходимость новой обработки опорных узлов и задерживало развитие боя.

5. Наконец, пехота, слабо управляемая в боевых порядках, при продвижении в глубину залегала. Попытки объяснить это большим огнем противника несостоятельны, так как в первый день боя было 17 батарей противника и пехота прекрасно шла. Во второй и последующие дни боя артиллерийский огонь вели не более 10 батарей противника при малом числе минометных батарей на всем участке прорыва, а пехота все же не продвигалась.

Оборонительная позиция противника стала в глубине значительно слабее, и даже при отсутствии траншей (имелись отдельные ячейки) противника пехота не продвигалась (лес южнее Победидово, Степаньково, Шарово),

6. Не зная действительного положения своей пехоты, общевойсковые командиры иногда снимали артиллерийский запланированный огонь неправильно, а впоследствии топтались на месте, затягивали бой, и тогда снова приходилось обрабатывать артиллерией снятые участки. Пример: залп М-31, снятый командармом-4.

Подробный отчет об операции Хлебников мне представил дополнительно. По вопросам управления огнем и взаимодействия, как показала эта операция, нам, артиллеристам, еще много нужно работать.

Как сейчас, помню эти листы сероватой, грубой бумаги, исписанные карандашом. Я их получил, когда подводил первые итоги так тяжело складывающейся для нас наступательной операции. Мне тогда понравились эти предварительные выводы генерала Хлебникова и его самокритичное заключение. Многие факты, приводимые им, мне уже были известны из личных наблюдений и систематических докладов работавших со мной офицеров-артиллеристов центрального аппарата. В этом документе были и некоторые неточности, допущенные, видимо, в спешке. К ним следует отнести недооценку прочности обороны противника и переоценку обеспечения артиллерийскими боеприпасами столь сложной и трудной наступательной операции. Кроме того, автор, да и все мы, принимавшие участие в подготовке операции, недооценили "незначительные речки" с топкими берегами, которые во время весеннего паводка широко разливаются и обращаются в серьезные препятствия.

Никогда не забуду две такие речки - Заронок и особенно Пестуницу, которые поминались тогда ежедневно множество раз. Их столь часто проклинали, что они стали в умах иных генералов, офицеров и бойцов чуть ли не одной из главных причин наших неудач в районе Витебска.

Вообще, когда начинаешь перебирать в памяти причины неудач в районе Витебска, то становится затруднительным выделить из них главные и решающие. По данным опроса пленных, особенно пленного командира 2-го батальона 51-го егерского пехотного полка, выяснилось, что немцы каждый раз совершенно точно знали день нашего наступления. Все шло по стандарту: на рассвете начиналась мощная артиллерийская подготовка, наносила удары авиация, а затем частенько возникала пауза - артиллерия переносила огонь, а пехота медлила.

Противник мог догадываться о подготавливаемой наступательной операции и еще раньше по ряду других признаков. К ним следует отнести весьма откровенные рекогносцировки некоторых групп генералов и офицеров, проводимые на главных направлениях предстоящего наступления. От систематической разведки противника трудно было скрыть перегруппировки наших войск, а особенно усиление подвоза боеприпасов, горючего и других материальных средств к участкам прорыва. Заблаговременная пристрелка артиллерии проводилась лишь в полосах, намеченных для прорывов. Это тоже давало возможность противнику судить о направлении наших ударов и ширине намечавшихся участков прорыва.

Несмотря на все меры скрытности и маскировки, едва ли ускользнул от воздушной и агентурной разведки противника длительный шестисоткилометровый марш 3-го. гвардейского кавалерийского корпуса под командованием генерал-лейтенанта Осликовского из района восточнее Орша по маршруту: Рудня, Демидов, Велиж, Усвяты. Противник прекрасно знал, что мы применяем крупные кавалерийские соединения, усиленные артиллерией, танками и моторизованной пехотой, для развития успеха в оперативной глубине обороны противника. Так что марш кавалерийского корпуса мог тоже послужить серьезным предупреждением для противника. К тому же 3-й гвардейский кавкорпус гитлеровцам был уже знаком: он участвовал в боях за Городок в составе того же 1-го Прибалтийского фронта.