Денис Давыдов - Дневник партизанских действии 1812 года

которые, прорыскав два месяца по московскому бульвару с гремучими шпорами и

с густыми усами, ускакали из Москвы в отдаленные губернии, и там, - пока

достойные и незабвенные соотчичи их подставляли грудь на штык врагов

родины, - они прыскались духами и плясали на могиле отечества! Некоторые из

этих бесславных беглецов до сих пор воспоминают об этой ужасной эпохе, как

о счастливейшем времени их жизни! И как быть иначе? Как действительному

статскому советнику забыть генеральские эполеты, а регистратору - усы и

шпоры?

Двенадцатого я получил повеление оставить прикомандированный ко мне 11-й

егерский полк на переправе при Копысе. Хотя по сей только бумаге узнал я,

что, вследствие просьбы моей, полк сей был ко мне назначен, - при всем том

я с сожалением переслал оному данное мне повеление. Мы подходили к лесистым

берегам Березины; пехота была необходима, а пехоту у меня отнимали; что

было делать? Я прибегнул к прибывшему в город генералу Милорадовичу,

который на время одолжил меня двумя орудиями конной артиллерии и тем

несколько исправил мое положение.

С вышесказанной бумагой я получил другую следующего содержания: "Полагая

генерал-адъютанта Ожаровского весьма слабым, чтобы одному предпринять

поиски на Могилев без генерал-лейтенанта Шепелева, имеете, ваше

высокоблагородие, немедленно присодиниться к нему и состоять в команде его

до овладения Могилевом. По овладении же, отделясь от него, идти

форсированными маршами к местечку Березине, где остановиться, ибо вероятно,

что около сего места удастся вам многое перехватить, и для того, прибыв

туда, отрядить партию в сторону Бобра и Гумны. Генерал-лейтенант

Коновницын. 11-го ноября. На марше к деревне Лещи".

Сия бумага довершила неприятность! Я всегда был готов поступить под

начальство всякого того, кого вышняя власть определяла мне в начальники;

скажу более: под Ляховым и Мерлином я сам добровольно поступил в команду к

графу Орлову-Денисову, потому что я видел в том пользу службы; но тут

обстоятельства были иные. Отряд графа Ожаровского достаточен был по силе

своей для овладения Могилевом, хотя бы город сей и не был 9-го оставлен

отрядом неприятельским, состоявшим в тысячу двести человек польских

войск[51] . Я видел ясно, что направление, данное мне к местечку Нижнему

Березину, и предписание наблюдать за неприятельскою армиею к Бобру и Гумнам

основывались на предположении, что армия эта склонится к Нижнему Березину и

Гумнам и чрез то совершенно прекратит фланговое преследование наше, столько

пользы нам принесшее! Конечно, я не в состоянии был преградить путь целой

армии слабым моим отрядом, если бы дело пришло до драки: но при бедственном

положении неприятеля необходимо нужно было считать и на расстройство

нравственной силы оного: часто сто человек, которые нечаянно покажутся на

дороге, по коей отступает неприятельская армия, напугают ее более, нежели

несколько тысяч, когда дух ее еще не потрясен неудачами. Рассуждение сие

решило меня идти прямо на Шклов, Головнино и Белыничи, о чем я

предварительно известил как графа Ожаровского, так и Коновницына, и принял

на себя ответственность за непослушание.

Тринадцатого, к ночи, партия моя прибыла в Головнино. Я узнал, что местечко

Белыничи занято отрядом польских войск, прикрывающих гошпиталь, прибывший

туда из Нижнего Березина, по причине появления у местечка сего отряда графа

Орурка от Чичагова армии.

Рано 14-го числа мы выступили к Белыничам. На походе встретили мы

Ахтырского гусарского полка поручика Казановича, который, полагая край сей

очищенным от неприятеля, ездил из полка к родителям своим для свидания с

ними и во время скрытного двухдневного пребывания у них видел дом

родительский, посещаемый несколько раз грабителями из Белыничей. Он, узнав

о приближении моем к сему местечку, сел на конь и поскакал ко мне

навстречу, чтобы уведомить меня о пребывании неприятеля в местечке, о числе

оного и вместе с тем чтобы быть вожатым моим по дорогам, более ему, нежели

мне, известным.

Местечко Белыничи, принадлежащее князю Ксаверию Огинскому, лежит на

возвышенном берегу Друцы, имеющей течение свое с севера к югу. По дороге от

Шклова представляется поле плоское и обширное. За местечком - один мост

чрез Друцу, довольно длинный, потому что берега оной болотисты. За мостом,

на пути к местечку Эсмонам, частые холмы, покрытые лесом; от Эсмонов до

Березнны лес почти беспрерывный.

Мы подвигались рысью. Неприятельская кавалерия выехала из Белыничей и была

подполковником Храповицким и маиором Чеченским немедленно опрокинута в

местечко, занятое двумя сильными баталионами пехоты. Ярость в преследовании

увлекла нас на баталионы. Они встретили нас, как следует встречать

нападающих, когда хочешь защищаться с честью. Видя затруднение пробиться

сквозь местечко, я думал, что можно обойти его справа от стороны фольварка

Фойны, но вскоре уверился, что, по причине несколькодневной оттепели и

болотистых берегов реки, еще более найду затруднения в обходе, нежели в

прямом ударе. Обстоятельство это решило меня вломиться в главную улицу.

Чтобы облегчить мое предприятие, я велел открыть огонь из орудий вдоль по

оной улице. Неприятельская колонна расступилась направо и налево, но,

пользуясь местностию, не переставала преграждать вступлению нашему в улицу

густым ружейным огнем из-за изб, плетней и заборов. Я не умею отчаиваться,

но было отчего прийти в отчаяние. Тщетно я умножал и усиливал покушения

мои, чтобы вытеснить неприятеля из засады, им избранной: люди и лошади наши

падали под смертоносным огнем, но ни на шаг вперед не подавались. это был

мой Аркольский мост! Однако медлить было некогда: с часа на час граф

Ожаровский мог прийти от Могилева и, посредством пехоты своей, вырвать у

меня листок лавра, за который уже я рукой хватался! Мы разрывались с

досады! Брат мой Лев[52], будучи моложе всех, менее других мог покоряться

препятствиям. Он пустился с отборными казаками вдоль по улице и, невзирая

на град пуль, осыпавших его и казаков, с ним скакавших, ударил на резерв,

показавшийся в средине оной, и погнал его к мосту. Но и удар этот ни к чему

не послужил! Получа две пули в лошадь, он принужден был возвратиться к

партии, которой я удержал стремление за ним, ибо долг ее был вытеснить

неприятеля из местечка, а не проскакивать чрез оное, оставляя его полным

неприятельскою пехотою.

Между тем подполковник Храповицкий с отрядом гусар и казаков занял с боя