Теодор Гладков - Артур Артузов

В то время на советском Дальнем Востоке проводилась частичная реорганизация государственного управления, произошли изменения в территориальном делении. Был организован Восточно–Сибирский край с центром в Иркутске. В крае создавался и аппарат ОГПУ. Опытных чекистов там, конечно, не хватало. Гудзь и Агаянц решили добровольно поехать в Сибирь. Их просьбу удовлетворили. Вот Борис и Александр и надумали зайти к своему давнему наставнику, чтобы заручиться его советами и поддержкой перед отъездом в далекий Иркутск.

Разговор затянулся. Артузов, конечно, не ограничился общими добрыми напутствиями, пожеланиями. Он обстоятельно охарактеризовал им политику Японии по отношению к Советскому Союзу и Китаю, состояние и методы работы японской разведки, для должной ориентации ознакомил Гудзя и Агаянца с пресловутым планом полковника Андо по углублению японской экспансии на Азиатском континенте, другими документами противника.

Уже перед уходом Гудзь спросил:

– Артур Христианович, как вы считаете, стоит ли нам в Забайкалье легендировать антисоветскую организацию по модели «Треста» или это всего лишь старая история?

– А почему бы и нет? – вопросом на вопрос ответил Ар–тузов. И добавил: – Мне кажется, что в идее «Треста» остались неисчерпанными многие потенциальные возможности. Тут дело не в самой модели как таковой, хотя она и превосходна, а в вашем оперативном мастерстве, если хотите, артистизме исполнителей главных ролей, в точном учете психологии противника, местных условий. – Он рассмеялся. – Я понимаю, к чему вы клоните, Борис Игнатьевич. Хотите создать свой маленький «Трест»? Что ж, благословляю. Только не копируйте слепо, вносите новое, свое, учитывающее специфику местных обстоятельств.

Гудзь и Агаянц уехали в Иркутск и приступили к работе. А вскоре иркутские чекисты сумели организовать «маленький „Трест“»…

…Политические репрессии (или, если угодно, репрессии по политическим мотивам) в советской России, а затем Советском Союзе не прекращались никогда, с первого и до последнего дня существования нашего государства. Применение силы в случае необходимости для защиты своего народа, населения, отдельных граждан, отправления правопорядка и правосудия – атрибут, неотъемлемое свойство и обязанность любого государства. Отрицать правомерность применения силы вообще столь же нелепо, как отрицать закономерность смен времен года. Проблема заключается в другом: насколько обоснованно государство этим правом пользуется.

Слово «репрессии» в нашей стране приобрело особое значение. В современном языке оно не ассоциируется с применением государством силы по какому–либо поводу и по отношению к кому–либо в соответствии с законом, интересами общества, правами человека, нормами морали, нравственности, справедливости.

Репрессии в нашей стране отвечали этим требованиям в степени самой незначительной. На определенном временном отрезке перестали соответствовать вовсе (за исключением разве что осуждения виновных в совершении особо тяжких, чисто уголовных преступлений).

1936 год стал тем рубежом, когда репрессии по отношению к населению собственной страны из просто репрессий переросли в Большой террор. Именно Тридцать Шестой стал прелюдией к Тридцать Седьмому, ставшему понятием собирательным, хотя аресты и казни продолжались и в Тридцать Восьмом, и в Тридцать Девятом, и в Сороковые, и в Пятидесятые…

У автора нет возможности высказать и аргументировать свою точку зрения по данному вопросу, он вынужден просто излагать ход событий применительно к жизненной трагедии своего героя.

Несомненно одно – именно летом 1936 года Сталин начинает планомерно и неотступно чистку высшего эшелона партии (в первую очередь «старых соратников великого Ленина»), НКВД, Красной армии. Чрезвычайно важно для него было не только физически уничтожить этих людей, но и скомпрометировать их в глазах рядовых членов ВКП(б), народа, в какой–то степени – мировой общественности (хотя с мнением последней он никогда особенно не считался). Потому и решил начать с процессов открытых. Таковых, «московских», было три. О некоторых закрытых процессах, в том числе над семью высшими военачальниками, были краткие уведомления в печати. Потом и этого делать не стали. Просто–напросто куда–то исчезали портреты некоторых членов Политбюро или какой–то нарком не выходил на работу…

Первый московский процесс по делу Объединенного троцкистско–зиновьевского центра открылся 19 августа 1936 года в Октябрьском зале Дома союзов. Перед Военной коллегией Верховного суда СССР под председательством армвоенюриста Василия Ульриха при государственном обвинителе прокуроре СССР Андрее Вышинском предстало шестнадцать человек, в том числе Лев Борисович Каменев, Григорий Евсеевич Зиновьев, близкий сподвижник Троцкого по военным годам герой Гражданской войны Иван Никитович Смирнов, еще тринадцать менее известных фигурантов. В ходе скоротечного процесса все они признались в совершении ужасных преступлений, все были приговорены за измену и террористическую деятельность к смертной казни и в ту же ночь расстреляны.

Подготовкой и обработкой будущих подсудимых к открытому процессу под личным руководством Ягоды занималась группа тщательно отобранных им сотрудников из разных отделов ГУГБ (автор напоминает, что специализированного следственного подразделения тогда в системе еще не существовало).

Но Ягода вовсе не являлся первым лицом в этой акции. Настоящим распорядителем готовящегося спектакля был Николай Ежов – по еще одной своей малоизвестной должности. 15 мая 1935 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло секретное постановление о создании Особой комиссии по безопасности для ликвидации врагов народа. В состав комиссии был введен и Ежов. Кроме него в комиссию входили секретарь ЦК Андрей Жданов, завотделом руководящих парторганов ЦК Георгий Маленков, прокурор СССР Андрей Вышинский, секретарь партколлегии КПК Матвей Шкирятов. И, разумеется, Иосиф Сталин.

Надо полагать, что участь Ягоды была предрешена Сталиным еще до процесса Каменева – Зиновьева, подготовка которого стала для него последним заданием вождя. Самому Ягоде было предназначено сесть на скамью подсудимых вместе с «правыми» – группой Бухарина, Рыкова, Томского. Данный процесс должен был подготовить почву для снятия Ягоды с поста наркомвнудела как «прошляпившего» заговор Каменева и Зиновьева. Именно так и было сформулировано обвинение в известной телеграмме Иосифа Сталина и Андрея Жданова из Сочи, где они отдыхали, членам Политбюро в Москву 25 сентября 1936 года. В телеграмме говорилось: «Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение тов. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско–зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на 4 года. Об этом говорят все политработники и