Теодор Гладков - Артур Артузов

У Артузова по отцовской линии было два двоюродных брата – Александр и Федор Фраучи. Оба родились в России, но сохранили швейцарское гражданство. В конце 20–х годов они, видимо, разочаровавшись в советской системе, выехали в Швейцарию. Связи с ними на протяжении последующих лет Артузов, в силу своего служебного положения, не поддерживал.

Как известно, Швейцария – соседка Франции, половина ее населения говорит на французском языке. Этого для Дейча вполне достаточно, и вот в протоколе появляется запись, что Александр Фраучи завербовал своего кузена в качестве агента уже французской разведки. Артузов охотно эту версию подтверждает: до Александра НКВД уже не добраться; до французского министра, которому он якобы через дипломатов–шпионов передавал информацию, подавно. Что именно передавал – Дейча уже не интересует.

С поляками и того проще. Вполне достаточно того, что в свое время Артузов пригрел и Сосновского, и Кияковского, и других. Правда, Сосновский, из которого после нескольких месяцев избиений выбили признание, что он польский шпион, Артузова не оговорил. Кияковский этого сделать тем паче не мог – был давно мертв. В таком случае Дейч счел самым подходящим вербовщиком Маковского, арестованного еще в 1935 году за растрату казенных денег, а не за шпионаж.

Не случилось запинки и со шпионажем в пользу Англии.

Теперь перед следователем оставалась лишь одна задача: привязать Артузова к заговору внутри самого НКВД во главе с Ягодой. Раньше в этом нужды не было, она появилась после ареста бывшего наркома, когда во Внутренней тюрьме майор госбезопасности Лазарь Коган уже полным ходом тот самый заговор раскручивал и ему требовалось набрать в него как можно больше участников. В конце концов их хватило с избытком, и Артузов для исполнения этой роли оказался не нужен. (На процессе Бухарина – Рыкова – Ягоды и других фамилия Артузова так и не прозвучала.)

Артузов игру принимает. Он перечисляет одного за другим ягодинских «заговорщиков» – Прокофьева, Миронова, Молчанова, Гая, Паукера, Буланова и др. Все они давно арестованы, их полным ходом раскручивают, кого во Внутренней, кого в той же Лефортовской тюрьме. Артузову это прекрасно известно. Некоторые из названных им лиц были арестованы раньше его и уже во всем «признались», имена других он, мастер допросов настоящих, выудил из самого Дейча столь ловко, что тот этого даже и не заметил. Его показания никому вреда нанести уже не могли, но и спасти тоже.

Однако отдадим должное Дейчу. Его не смутила общеизвестная неприязнь (взаимная) Артузова к Ягоде. В конце концов, он готовил не доклад на партсобрании, где его утверждение о принадлежности Артузова к ближайшему окружению Ягоды вызвало бы только смех, а обвинительное заключение, которое после утверждения наркомом или его заместителем прочтут лишь три члена Военной коллегии. А они вряд ли в курсе внутриведомственных интриг.

И он нашел воистину дьявольский ход: придумал, что якобы однажды Ягода в приступе откровенности (которая бывшему наркому не была свойственна) поделился с Артузовым своими тайными мыслями и планами. Точнее, изложил целостную, разностороннюю, продуманную программу.

Главная ее цель – восстановление в стране капитализма, что возможно лишь при ликвидации советской власти. Сущий бред! Ягода не мог желать свержения советской власти. В царской России он, сын далеко не богатого еврейского ремесленника, мог стать в лучшем случае владельцем средней руки аптеки в Нижнем Новгороде. О посте министра он бы и во сне мечтать не смел. Подобное можно сказать обо всех остальных «заговорщиках»: своим высоким положением, генеральскими должностями, благополучием они тоже были обязаны только советской власти.

Но вот конкретные «установки» в сфере экономики, которыми «поделился» Ягода с Артузовым, представляют сегодня интерес: ограничение монополии внешней торговли; широкое представление всякого рода производственных и торговых концессий иностранным капиталистам; отмена ограничений на въезд и выезд иностранцев; постепенное вовлечение СССР в мировой торгово–промышленный оборот; выход советской валюты на международный рынок; отмена всех привилегий для коллективных хозяйств в земледелии, свободный выбор для крестьян формы землепользования; увеличение норм личной собственности и т. п.

Но ведь ни одно из этих предложений не противоречит принципам социализма! Кое–что из этого перечня: иностранные концессии, «твердый» золотой червонец – существовало еще при Ленине.

А что предлагалось в области политической? Обеспечение демократических свобод: слова, собраний, союзов, печати, неприкосновенности личности и жилища; обеспечение свободных выборов; полное равенство граждан СССР независимо от социального происхождения, характера труда (физического и умственного) и т. д.

Легко заметить, что в этих предложениях не только не было ничего антисоветского, но все они формально уже были внесены в проект новой, так называемой сталинской Конституции СССР, принятой 5 декабря того 1937 года!

Выдумать все это комиссар госбезопасности третьего ранга Дейч никак не мог. Ягода экономические взгляды «правых» (а все упомянутые пункты входили в программу Бухарина, Рыкова, Томского) принять мог, но вряд ли стал бы делиться ими с Артузовым. Выходит, эти «установки» Артузов сам изложил следователю. Что же касается пунктов политической программы, то здесь можно предположить издевку Артузова над Дейчем: тот по своей малограмотности даже не понял, что ему подсунули не антисоветчину, а статьи из проекта будущей Конституции СССР. (Другое дело, что эти статьи «самой демократической в мире» конституции на практике никогда не соблюдались вплоть до развала Советского Союза.)

Имеет право на существование и другая версия: Дейч, конечно, никакую программу не придумывал, а просто получил ее в соседних кабинетах, где его коллеги готовили процесс Бухарина – Рыкова – Томского – Ягоды, и внес в протокол. «Пункты» Артузову понравились, и он их с легкой совестью подписал, видимо, уверенный, что легко докажет отсутствие в них криминала в судебном заседании {137} 137 Примечательно, что правозащитники 60—70–х годов шли в тюрьмы, лагеря и психушки именно за то, что добивались от власти соблюдения… ее же собственной конституции и других советских законов и международных соглашений (вроде пресловутой хельсинкской «Пятой корзины»). .

Трудно сказать, в какой момент Артузов наконец осознал в полной мере весь трагизм и безысходность своего положения, что вцепившийся в него бульдожьей хваткой Дейч уже не выпустит его на свободу. Никогда. Даже в тюрьму не выпустит {138} 138 Лефортово считалось и считается по сей день не тюрьмой, а следственным изолятором. , не то что в лагерь. Он долго не мог понять того, что поняли арестанты, оказавшиеся во Внутренней тюрьме, Лефортове, Бутырках, секретной Сухановке, что никакие логические доводы, аргументированные возражения, тем более активные протесты и ссылки на законы на следователей не действуют. Следователь может прекрасно знать, что никакой вы не шпион, не диверсант, не террорист, но все равно отправит или в подвал к исполнителям ВМН, или лет на двадцать в Магадан. Кому–то были очень нужны эти фантастические, не подкрепленные ни единым доказательством или вещественной уликой слова самооговора. Примечательно, что, признавая якобы шпионаж, Артузов не привел ни одного конкретного факта, назвал только умерших, или уже осужденных, или находящихся вне досягаемости НКВД лиц.