Теодор Гладков - Артур Артузов

Как внешность человека, манеры поведения, наконец, привычки соотносятся с его личностью? Тут, как известно, единого мнения нет, потому возможны и крайние точки зрения. Существуют, к примеру, теории, прямо связывающие внешний облик с конкретными наклонностями. Самая радикальная из них – теория итальянского психиатра Чеза–ре Ломброзо, утверждавшего, что ему достаточно взглянуть на человека, причем незнакомого, чтобы определить наличие у него (или отсутствие) тех или иных преступных наклонностей.

И наоборот, существует народное выражение, подкрепленное жизненным опытом каждого из нас, что внешность бывает обманчива. Как бы то ни было, развернутый портрет человека, отражающий и его внешний облик, и характер, и поведение как форму общения с людьми, всегда представляет интерес, особенно если это человек выдающийся, а портрет сделан умным, внимательным и объективным наблюдателем. Более того, подобное «изображение» не только интересно для современников, но и ценно для истории.

На день написания этой книги был жив только один человек, близко знавший Артузова. Вот почему так дорого описание, которое дал своему начальнику и старшему товарищу Борис Игнатьевич Гудзь, работавший с ним неоднократно во внеслужебной обстановке {31} 31 Б. И. Гудзь родился в 1902 году. Данный рассказ записан автором во время одной из встреч с Борисом Игнатьевичем. Скончался ветеран в декабре 2006 года на 105 году жизни, до конца сохраняя ясность ума и твердость памяти. .

Итак, каким запомнился ему Артузов?

«Артур Христианович был невысокого роста. Коренастый крепыш. Шея крепкая, короткая, бицепсы рук и икры ног были почти одинакового размера с шеей. Особенно это было заметно, когда он носил сапоги. Кисти рук небольшие, но очень сильные. Его необычайная физическая сила сочеталась с крепкими нервами.

К тому же он умел быть тактичным. Помнится, однажды вскоре после Гражданской войны они по молодости затеяли с известным чекистом Ефимом Евдокимовым спор: у кого руки крепче. А надо сказать, что Евдокимов тоже силенкой не был обижен. Тут же засучили рукав, сцепили пальцы рук друг друга, уперлись локтями о стол. Теперь такое единоборство называется по–английски армрестлингом, по нему даже чемпионаты мира проводятся. Ну а у нас на Руси оно бытовало испокон веков и никак не называлось. Правило одно: локоть от стола не отрывать. Побеждает тот, кто припечатает кисть соперника к поверхности стола. Зрелище, когда состязаются люди, примерно одинаково сильные, впечатляющее.

В тот раз победителем вышел Евдокимов, чем осталсяя весьма доволен. Радовался как мальчишка. Однако по хитрой улыбке Артузова я понял, что он умело поддался сопернику. Дело в том, что поединок проходил на «территории» Евдокимова, за ходом борьбы наблюдали его подчиненные. И дипломат Артузов не хотел сконфузить обидчивого Евдокимова перед его сослуживцами.

Голова у Артузова была крупная, лоб широкий. Темные пышные волосы, но уже в 23—24 года с заметной проседью. Скулы широкие. Носил коротко стриженные усы и бородку клинышком. Когда задумывался, теребил кончик бородки. Брови широкие, с надломом. Глаза большие, темно–серые, очень умные и выразительные. В романе Льва Никулина «Мертвая зыбь» Якушеву приписано выражение, что Артузов в смокинге выглядел бы чуть ли не аристократом. Это не так, при невысоком росте Артузова, его широкоплечей фигуре штатское платье ему вообще не шло. А костюм военного образца, с брюками, заправленными в сапоги, шел. Когда яя увидел впервые в 1918 году Кедрова и Артузова, одинаково одетых в черные косоворотки, подпоясанных солдатским ремнем, в брюках, заправленных в сапоги, оба с окладистой бородой {32} 32 Сохранилась фотография Артузова периода его командировки на Север, когда он отрастил прямо–таки разбойничью бороду. , они произвели на меня впечатление народовольцев. Было в Артузове что–то от Желябова и Халтурина. Фигура плотная. Походка легкая и быстрая. Часто носил (особенно в последние годы) военную форму с ромбами в петлицах.

За годы долгой с ним совместной работы я никогда не видел его в служебной обстановке с расстегнутым воротом гимнастерки. Но в домашней обстановке, особенно на грядках огорода (у него был небольшой дачный участок в Одинцове), его костюм был предельно прост, часто он ходил даже без рубашки. Дача, весьма скромная, к слову, представляла для него интерес лишь как место, где он мог возиться на земле: он очень любил землю, сказывались, должно быть, гены швейцарского крестьянина.

Из привычек еще помню, что он часто закладывал большой палец правой руки за борт кителя или обе руки засовывал под мышки, буквой «Ф»: как раньше по старой азбуке говорили, «фертом». Работая, он часто расхаживал по кабинету. В эти минуты у него появлялась какая–то особая пружинящая походка, он словно скользил по паркету. Отдыхая, любил откинуться в кресле.

В разговоре у Артузова часто проскальзывали нотки юмора, иногда легкой и деликатной иронии, а то и сарказма. Он умел располагать к откровенной беседе. В сугубо официальной обстановке, даже отдавая приказы и распоряжения, не терпел казенщины и формализма.

У него было гладкое, без морщин лицо. Однако, видимо, потому, что носил бородку и усы, а волосы были с сильной проседью, выглядел старше своего возраста, лет на пять– восемь.

Артур Христианович никогда не курил и не пил. Много раз я бывал в его доме, в том числе и по праздникам, но не видел на столе не то чтобы водки, но даже сухого вина. И вот что странно: Артузов не выносил ничего сладкого. Чай и кофе пил без сахара, не ел конфет, пирожных и сладких ягод, тем более арбузов и дынь. Вероятно, такова была особенность его организма.

Характер у Артузова был ровный и легкий. Конечно, иногда он бывал в плохом настроении, но никогда не переносил его на людей, соприкасавшихся с ним в эти минуты по работе. Всегда был вежлив и корректен. Терпеливо и доброжелательно выслушивал человека. Всегда смотрел собеседнику в глаза прямо, с интересом и любопытством. Рассказчиком он был исключительно интересным, обладал совершенно грамотной русской речью.

Его лекции на курсах ГПУ пользовались большой популярностью – такое мнение мне не раз высказывали чекисты, в свое время учившиеся в Москве. Конечно, большое значение имело само содержание его лекций. Они всегда отражали проведенные им дела. Говорил Артузов не только об успехах, но о неудачах и даже провалах.

Артузов с большой щепетильностью, доходящей до педантизма, относился к написанию и редактированию различных служебных документов, приказов, которые составлял сам, или к проектам, которые ему приносили подчиненные на подпись. Грамматику он знал безукоризненно, почерк у него был мелкий, не каллиграфический, но разборчивый. Знал несколько языков: французский, немецкий и английский, лучше – немецкий.