Александр Никонов - Наполеон. Попытка № 2

Опять надо было воевать за свободу. Что могла дать своему императору измордованная десятилетиями войн Франция? По всей Франции было чуть менее 200 тысяч человек под ружьем. Но всех сразу Наполеон использовать не мог. Армейские части были разбросаны по всей стране. Только в вечно мятежной роялистской Вандее стояла армия в 65 тысяч человек, и снимать ее было нельзя.

Таким образом, в руках у Наполеона для борьбы с интервентами было 128 тысяч человек и примерно 350 орудий. Было еще около 200 тысяч человек национальной гвардии — полугражданские, не обмундированные и на треть не вооруженные люди, которых нужно было еще собирать по всей стране, приводить в божеский вид, обучать действиям в составе боевых каре, перестроениям.

А что выставили и могли выставить союзники? Они сразу выставили 700 тысяч человек, а с подтянутым резервом совокупная армия союзников насчитывала уже более миллиона человек!

Участь Франции была решена.

Однако без боя Наполеон сдаваться не привык. У него было два выхода (на самом деле три, но о третьем чуть ниже) — либо ждать объединения сил союзников и вторжения их во Францию, тем самым подвергнув страну еще одному опустошительному нашествию и зверствам оккупантов, либо попытаться разгромить врагов поодиночке, как он делал это всегда.

Наполеон выбрал лучший путь. Он со своей армией вошел в Бельгию, напал на армию Блюхера и разбил ее. При этом Блюхер потерял 20 тысяч, а Наполеон — 11 тысяч. Но разгром оказался неполным из-за непреднамеренного промедления маршала Нея, который не успел выйти к Линьи и добить отступающую блюхеровскую армию.

Наполеон отрядил 36 тысяч человек под командованием маршала Груши преследовать армию Блюхера. А сам устремился на армию Веллингтона, стоявшую под Брюсселем.

Веллингтон занял хорошую позицию на возвышенности близ местечка Ватерлоо. Несмотря на то что у Веллингтона было не меньше людей, чем у Наполеона, несмотря на то что он занимал выгодную позицию и стоял в обороне, Веллингтон понимал: гроссмейстер Наполеон обыграет его, и единственный шанс на удачу — подмога армии Блюхера, у которого оставалось еще около 50 тысяч бойцов. А Наполеон, в свою очередь, начиная бой, надеялся на подход Груши. И хотя у Груши народу было меньше, чем у Блюхера, император знал: если маршал подойдет, битва будет выиграна. И ждал Груши до последней минуты. Однако Блюхер успел, а Груши нет.

Битва была проиграна.

— А вот какие ты знаешь известные корабли? — спросил я свою жену Галку.

Моя жена Галка ведь чем хороша? Если ей скажешь «прыгай», она не станет интересоваться, для чего, а спросит, как высоко.

— Значит, так. «Титаник». Крейсер «Варяг». «Аврора». Броненосец «Потемкин». Потом этот, который в Англии стоит.

— Уже не стоит. Он сгорел.

— Как сгорел? Когда?

— Да совсем недавно. Года два назад.

— Жалко, — покачала головой Галка. — А как он назывался?

— «Катти Сарк»… Еще!

— «Пинта» и «Нинья». Это на которых Колумб плыл.

— Ух ты!.. Но он, вообще-то, на трех плыл.

— Да? Третий не помню.

— «Санта-Мария». Еще.

— «Бигль».

— «Бигль» — это пять. Дальше!

— «Арго». Но это сказочный. А, наверное, и нету больше.

— Ну, здравствуйте! Во-первых, раз уж «Варяг», то сразу «Корейца» нужно подкинуть до кучи, который вместе с ним затонул.

— Ну, это мелочь пузатая! — не согласилась Галка. — Не считается.

— Ладно, тогда «Майфлауэр».

— Точно! Первопоселенцы… А еще был ботик Петра Первого. Но это же ерунда без названия, вообще клоп. И, наверное, все. А ты можешь еще чего-то вспомнить?

— «Нортумберленд».

— Это что за ерунда?

— «Нортумберленд» — это не ерунда!

… «Нортумберленд» — это корабль, который в 1815 году увозил из Европы ее будущее.

После Ватерлоо во Францию, сделавшую свой выбор в пользу Наполеона, вторглись войска союзников, чтобы силой навязать ей иной выбор, от которого страна дважды с гневом отказывалась. Однако мнение оккупантов подкрепляли 900 тысяч иностранных штыков.

Чтобы не длить агонию и не мучить страну, Наполеон добровольно отрекся от престола, хотя возможности продолжать сопротивление у него были, и весьма крупные. Рабочие парижских предместий толпами вываливали на улицы, протестуя против отречения и грозя смертью «изменникам». Видать, не очень плохо жилось им при Наполеоне, раз не хотели его отпускать.

Наполеон мог не уходить. Абсолютный лидер нации был в состоянии одним движением оседлать бешеного коня революции, поднять на борьбу всю страну, объявив тотальную мобилизацию всех и вся, как это было во времена якобинцев. Тогда Франция представляла собой сплошной фронт — и внутри, и снаружи. Причем гораздо более страшная бойня шла в тылу Франции в виде жесточайшего революционного террора против собственного населения.

Революция штука сильная, но обоюдоострая. Наполеон потом признавал, что мог одним мановением пальца спустить кровавую лавину энергии масс — народ был готов перерезать депутатов палаты и вообще всех, на кого он укажет. Наполеон от этого варианта отказался. «Я не хотел быть вождем жакерии», — сказал он. Восшествие на французский престол Бурбонов представлялось ему меньшей катастрофой, чем кровавая менструация революции, которая могла смыть экономику Франции в ту же яму, в которой она находилась во времена Террора.

Слишком презирал Наполеон плебс и того зверя, который норовил выползти из него при первой слабине. Не зря же он называл чернь канальями. Тремя годами раньше Наполеон не выпустил этого зверя в России: «Большое количество обитателей деревень просили у меня декрета, который дал бы им свободу, и обещали взяться за оружие в помощь мне. Но в стране, где средний класс малочислен… я почувствовал, что вооружить население рабов — это значило обречь страну на страшные бедствия…»

Если даже во вражеской стране Бонапарт из гуманных соображений не стал раздувать пожар народного бунта, то во Франции он делать этого не хотел тем более. Слишком уж хорошо помнил Наполеон гнилую солому антибского каземата, запах свежей крови, пропитавшей эшафотные доски на площадях Парижа, закон сохранения массы и голову его создателя в грязной корзине. Он был готов править Францией. Но не адом.