Мартин Бут - Жизнь мага. Алистер Кроули

Когда все отплывающие сели в лодку, Кроули выплатил заработную плату носильщиков главному кули, но удержал некоторое количество денег в качестве штрафа, не объяснив причин. Кули, разумеется, пришли в ярость. Разыгралась отвратительная сцена. Кроули достал из футляра своё охотничье ружьё, приказав Саламе Тантре вброд дойти до берега и отдать швартовы. Индиец не имел ни малейшего желания возвращаться на берег, поэтому Кроули велел своей «верной и преданной старой собаке» делать как приказано или стать первым среди убитых. Зная нрав своего хозяина, индиец повиновался, затем пробился обратно к лодке, и через минуту или две лодка с пассажирами уже стремительно неслась вниз по течению, чтобы 18 марта прибыть в Хекоу, где Кроули вместе со случайно встреченным им английским коммерсантом «крепко напились, празднуя успешно завершённое путешествие, которое, с точки зрения людей разумных, представляло собой безумную выходку, с самого начала обречённую на печальный конец…Приключение, при одной мысли о нём повергающее в трепет, оказалось таким же безопасным, как автобусная поездка из Бэнка в Баттерси».

Тот факт, что они избежали несчастного случая, скорее можно счесть везением, чем следствием проницательности Кроули. В течение четырёх зимних месяцев они путешествовали по Китаю, климат которого в это время даже в субтропической, южной части страны характеризуется резким холодом. У них не было украдено ничего ценного, на них не пытались напасть, им не угрожали. Они счастливо отделались от разгневанных кули, и единственными болезнями, которые они перенесли в пути, были расстройство желудка у Кроули, слегка поднявшаяся температура у Роуз, а также недолгая простуда и несварение, случившиеся у ребёнка во время остановки в Юньнаньфу. Хотя в описании самого путешествия Кроули уделяет Роуз мало внимания, в конце этого отрывка она удостоилась большой похвалы от своего мужа. Она показала себя, — писал он,—

идеальной спутницей. После побега няньки некому было помочь Роуз в уходе за ребёнком. Кроме того, многие обязанности по ведению лагерного хозяйства были возложены на неё. Нередко мы проводили в пути более двенадцати часов в день, и условия были по-настоящему тяжёлыми. Мы сталкивались с множеством трудностей — усталостью, холодом, нехваткой еды и общим отсутствием комфорта. Роуз никогда не сдавалась, не жаловалась, никогда не отказывалась от работы, превышающей её собственные обязанности, и не допустила ни одной ошибки. Она была прекрасным, незаменимым товарищем. Даже Экенштайн не проявлял такой потрясающей осведомлённости обо всём на свете и таких превосходных качеств в любом деле. Более четырёх месяцев мы находились вдали от цивилизации, и она не просто стойко выдержала это испытание, но даже расцвела от него. Когда мы начали жить вместе, она была довольно легкомысленной, ветреной женщиной, но, несмотря на хорошее здоровье, физически крепкой всё же не была. Теперь же её душа пробудилась благодаря близкому контакту с живой природой. Её фигура выглядела прямой и гибкой безо всяких корсетов. У неё были гибкие руки и стройные ноги; её глаза блестели жаждой жизни; её лицо светилось радостью и здоровьем, а сердце её ликовало, ожидая появления нового знака нашей нежности друг к другу уже в конце года.

Позднее он добавлял, что Роуз представляла собой «совершенство как Поэтический Идеал, Любовница, Жена, Мать, Хозяйка, Няня, Друг и Товарищ». Это большая похвала. Однако Кроули написал и о том, что Роуз не ценила, а возможно, не была способна понять его магические занятия. По дороге в Юньнаньфу он отметил в своём дневнике: «Р. — мой постоянный оппонент во всех духовных делах. Стоит мне подумать о чём-нибудь подобном, она устраивает скандал». Вполне вероятно, что Роуз была рассержена не столько на его занятия магией, сколько на тот факт, что ей приходилось одной ухаживать за ребёнком где-то в китайской глубинке. Она считала, что Кроули мог бы и отложить на время поклонение своим идолам, а вместо этого помочь ей чем-нибудь как муж.

Из Хекоу семья Кроули на поезде добралась до Ханоя, затем до Хайфона, где поселилась в «Отель дю Коммерс». Кроули купил билеты на «грязный грузовой пароход», нагруженный крупным рогатым скотом и идущий в Гонконг. Дорога была не из приятных. На море штормило, капитан оказался алкоголиком, двигатели корабля вышли из строя, и он дрейфовал до первого порта захода под названием Хоухай, что на полуострове Лэйчжоу. На этом корабле Салама Тантра подвергался расистским нападкам, а от свиней и домашней птицы исходило зловоние.

После суровых условий последних месяцев Гонконг казался уголком роскоши. Кроули поселились в престижном «Гонконг-отеле» на углу Куин-роуд и Де-Вёроуд и начали строить планы. Было решено, что Роуз с ребёнком вернётся в Англию через Калькутту, где заодно заберёт багаж, не взятый с собой в путешествие по Китаю. Вместе с ней в Индию вернётся Салама Тантра. Тем временем Кроули пересечёт Тихий океан и прибудете Калифорнию, откуда поездом доберётся до Нью-Йорка, В Нью-Йорке же он надеялся получить денежную ссуду для ещё одной попытки восхождения на Канченджангу. Гора была, как он считал, «у него в кармане. Средней силы отряд альпинистов настолько же легко может дойти до вершины, как прогуляться по берегу моря». Он рассуждал так, как будто его прошлой неудачи и временной утраты уверенности, отразившейся в письме к Джеральду Келли, не было и в помине.

Когда 3 апреля Кроули снова сел на корабль (на этот раз это было судно «Ниппон-Мару», идущее в Шанхай), у него был тайный план. В Шанхае теперь жила Элен Симп-сон. По прошествии месяцев астральных встреч он хотел увидеть её во плоти.

На протяжении всего путешествия по Китаю Кроули обдумывал совет Беннета по поводу приобретения магической памяти. Кроме того, он был занят переоценкой своего отношения к тем религиозно-философским направлениям, которые изучал. Чем больше он читал, тем больше приходил к убеждению, что любая цепь доводов или аргументов представляет собой замкнутый круг. Дневниковая запись за 19 ноября предыдущего года, которая отражает скорее события магической жизни, чем повседневные события, выдаёт его растерянность:

Я ощущаю в себе полную неспособность разумно рассуждать и жестоко страдаю от этого. Я похож на того, кто годами гордился силой и скоростью своей любимой лошади и вдруг обнаружил, что не только её скорость и сила были иллюзией, но и сама лошадь была игрушечной. Нет никакого выхода — никакого мыслимого выхода из того страшного отчаяния, в которое повергает меня эта ужасная проблема, отчаяния, которое можно вытерпеть лишь потому, что всё, что было до него, — это Тьма Перехода. Однако сейчас дела обстоят хуже, чем когда-либо раньше; я хочу переместиться из А в В, но при этом не только я представляю собой калеку, но и самого пространства не существует. Я должен в полночь явиться на встречу, но не только часы мои остановились: отсутствует самое время… Но несомненно, в свои тридцать лет я ещё не мёртв!