Анна Франк. - Убежище. Дневник в письмах: 12 июня 1942 - 1 августа 1944

Франк, вначале убежденный, что дневник имеют право читать лишь близкие ему и Анне люди, постепенно все больше прислушивался к их аргументам и, наконец, дал согласие. В 1947 году была издана сокращенная и обработанная версия дневника под названием «Убежище». Но даже тогда ни я, ни Ян не могли заставить себя прочитать его.

Первоначально книга была встречена с равнодушием: люди предпочитали поскорей забыть тяжелые военные годы и настороженно относились к свидетельствам о них. Но книга была переиздана и постепенно находила все более широкого читателя.

Жизнь постепенно входила в свою колею. Снабжение продуктами налаживалось, с улиц убрали мусор, заработал общественный транспорт.

Как-то быстро исчезли единство и солидарность, объединявшие людей во время войны: теперь каждый вновь принадлежал к своей партии, церкви и группе. Война изменила людей меньше, чем я ожидала.

Во время оккупации пустующие квартиры евреев на юге Амстердама были заселены другими людьми. Район, который раньше все называли еврейским, фактически перестал быть таковым. Да и весь Амстердам постепенно становился обычным современным городом, жители которого имели мало общего друг с другом.

"Опекта" теперь продавала натуральные продукты и заняла прочное место на рынке, что являлось в немалой степени заслугой ее директора, господина Франка. Но в последнее время он стал отходить от дел фирмы. Публикация дневников Анны требовала от него много времени и внимания. К тому же он получал огромное количество писем от читателей — как детей, так и взрослых — и отвечал на каждое.

Домашние заботы отнимали у меня немало времени и сил. Я делала покупки, готовила, стирала и гладила для себя и трех мужчин: Яна, Отто, господина ван Каспеля, а также для его дочки, приезжающей на выходные домой. Кроме того на мне лежали уборка дома и починка одежды.

Теплым летним днем 1947 года я в последний раз пришла в контору на Принсенграхт и распрощалась со всеми сотрудниками. Я уволилась: сочетать домашние дела с работой мне было не по силам. Я уже давно не была юной девушкой, которая когда-то, полная надежд, впервые вступила за порог «Опекты». Все в Амстердаме менялась, и я тоже.

Второе издание дневника Анны было полностью распродано, и готовилось третье. Теперь господина Франка уговаривали дать разрешение перевести дневник на другие языки, чтобы опубликовать его в разных странах мира. И вновь, преодолев колебания, он согласился: его воодушевила идея, что записки Анны будут доступны еще более широкой публике.

Франк продолжал уговаривать меня прочитать дневник. И хотя я по-прежнему упорно отказывалась, он не оставлял меня в покое. "Мип, ты должна обязательно прочесть! Ты и не представляешь, что прокручивалось в Анниной смышленой головке…".

Наконец я согласилась: "Хорошо, я почитаю, но при этом я должна быть совсем одна". Как-то утром, когда все ушли на работу, я взяла в руки второе издание книги, пошла в свою комнату и закрыла за собой дверь. Дрожа от волнения, открыла первую страницу и, не отрываясь, на одном дыхании прочитала весь дневник. До последней строки я изумлялась, с какой точностью, наблюдательностью и юмором моя юная подружка описывала известные и неизвестные мне повседневные события жизни в Убежище. Мне казалось, что она сейчас говорит со мной, что я слышу ее голос, полный жизнелюбия, любопытства и энергии. И я еще сильнее ощутила тяжесть потери.

В 1948 году Ян выиграл небольшую сумму в лотерее, которую мы потратили на отдых в Швейцарии. Отто Франк поехал с нами и впервые за много лет увиделся со своей матерью.

В 1949 году произошло невероятное событие: на сороковом году жизни я забеременела, и 13 июля 1950 года появился на свет наш сын Пауль.

Осенью 1952 году господин Франк, прожив с нами семь лет, эмигрировал в Швейцарию, чтобы быть ближе к матери. В ноябре 1953 года он вторично женился. Его супруга, так же как и он, пережила Освенцим и потеряла в лагерях мужа и сына. Это была необыкновенная сильная и сердечная женщина. Франк прожил с ней в полной гармонии до своей смерти в 1980 году.

В 1948 году амстердамская полиция начала процедуру по розыску предателя, выдавшего наших друзей из Убежища. Согласно полицейским отчетам такой человек существовал, но его имени не знал никто. Было известно лишь, что за каждого еврея он получил награду в семь с половиной гульденов. Поскольку господин Франк отказался участвовать в расследовании, оно было прекращено, но в 1963 году начато снова. Дневник к тому времени приобрел мировую известность, и со всех сторон поступали требования о том, что предатель, по вине которого погибли невинные люди, должен быть найден и наказан. Меня тоже допрашивали. Я не поверила своим ушам, когда следователь сказал по телефону: "Госпожа Гиз — вы одна из подозреваемых, потому что вы родились в Вене".

Следователь пришел к нам домой, чтобы побеседовать со мной и Яном. Было холодно, и мы уселись у камина. Посетитель начал с незначительных вопросов. В какой момент огонь в камине стал затихать, и Ян вышел во двор, чтобы принести дров. Как только он закрыл за собой дверь, следователь наклонился ко мне и тихо произнес: "Я не хочу говорить здесь с вами о том, что вашему мужу не следует знать. Приходите завтра в отделение. Одна". Я изумленно взглянула на него, и тот, помявшись, прибавил: "Когда мы допрашивали господина ван Марена, тот сообщил, что у вас были слишком дружественные… так сказать, интимные отношения с одним гестаповским офицером. И что вас также связывала особая дружба с господином Кляйманом". Кровь бросилась мне в лицо. Я без колебаний ответила: "На подобную клевету я не считаю нужным отвечать. Пожалуйста, передайте моему мужу все, что вы только что сказали мне.

Мы оба не произнесли ни слова, пока не вернулся Ян. Следователь обратился к нему: "Мы узнали от ван Марена, что ваша супруга поддерживала слишком близкую дружбу с офицером Гестапо, а также со своим коллегой Кляйманом. Известно ли вам что-то об этом?". Ян взглянул на меня и ответил: "Интересно, Мип, когда ты могла найти время для таких ‘дружб'?". Утром мы вместе выходили на работу, всегда встречались во время обеденного перерыва, а вечером были вместе дома…". Следователь прервал его: "Этого достаточно". Потом он спросил нас, не подозреваем ли мы ван Марена, на что я ответила, что убеждена в его непричастности. Следователь возразил, что по мнению других именно ван Марен был доносчиком, да и в Аннином дневнике он описан, как человек, недостойный доверия. Но я повторила, что не считаю ван Марена предателем.

Несколько недель спустя следователь снова позвонил мне. "Я поеду в Вену к господину Зилбербауеру, офицеру Зеленой полиции. Может, он что-то знает. Я также спрошу его, почему он отпустил вас на волю, а не отправил в лагерь". "Хорошо, — ответила я, — мне самой интересно услышать, как он это объяснит". Вернувшись, следователь передал мне ответы австрийца. Оказывается, тот не арестовал меня, потому что я произвела на него хорошее впечатление. А имя предателя он забыл: доносов в то время было множество, и как запомнить все имена?