Павел Лосев - На берегу великой реки

В довершение ко всему – небритое и явно несимпатичное лицо хозяина усадьбы. Должно быть, окончательно опустился, мысленно заключил Лопухов, вспоминая, что капитан Некрасов и раньше был привержен к выпивке и картежной игре.

Графа провели в дом. Задержавшись у крыльца, Алексей Сергеевич подозвал к себе Платона и строго произнес:

– Смотри у меня, не забудь: Ефиму – десять. Сам исполни!

За обедом настроение графа несколько улучшилось. Некрасов познакомил его со своей женой – Еленой Андреевной. Она отлично говорила по-французски, умела непринужденно поддержать беседу. В ее присутствии Лопухов почувствовал себя почти как дома.

Отдохнув после сытного обеда, граф собрался было ехать дальше. Но Алексей Сергеевич, успевший к этому времени изрядно выпить, и слушать не хотел об отъезде.

– Александр Петрович! – чуть не плача, восклицал он. – Ну куда это на ночь глядя? Останьтесь до утра, переночуйте.

А тут явился кучер с докладом:

– Так что карету только к завтрему исправят.

Волей-неволей пришлось остаться.

Вечером Елена Андреевна играла для гостя на рояле, пела романсы Гурилева. Довольно сносно разбиравшийся в музыке, Лопухов сделал заключение, что у хозяйки дома приятный, задушевный голос и очень тонкий слух.

Потом графа завоевал Алексей Сергеевич. В его Руках щелкнула колода новеньких карт.

– Признаться, дражайший Александр Петрович, страсть как обожаю картишки, – с пьяной откровенностью признавался он. – По-моему, бо-о-оль-шой толчок они мозгам дают!

Принесли вино. Гость сначала пил мало, но затем разошелся: то и дело прикладывался к рюмке. И в картежной игре он не отставал. Ловко тасуя, с треском ударял картами о стол. Алексей Сергеевич, проигрывая гостю, нервничал, но старался и виду не подавать. Выкидывая карты на кон, он попутно изливал жалобы то на соседей-помещиков, то на уездные и губернские власти, то на собственных братьев и сестру.

Когда-то, в давние времена, Грешнево принадлежало богатому царскому стольнику – боярину Полуектову, который выдал дочь за безвестного дворянина Некрасова, служившего в царском войске. В приданое своей дочери Полуектов выделил, вместе с другим добром, и ярославское сельцо Грешнево. Так сделалось оно некрасовской вотчиной.

Алексей Сергеевич приехал сюда осенью 1824 года, после того как вышел в отставку. В это время в Грешневе проживали два его брата, а сельцо было разделено на несколько частей. Одной владел брат Сергей, другой – Дмитрий, третьей – сестра Татьяна, вышедшая замуж за поручика Алтуфьева и уехавшая в город Елец.

Тесно было трем братьям в сельце, как трем медведям в одной берлоге. Алексей Сергеевич начал судиться с ними и заставил их убраться восвояси.

Оставалось только заполучить долю сестры. Но это оказалось не простым делом.

Алексей Сергеевич пытался купить у сестры ее крепостных крестьян, проживавших в Грешневе. Но та назначила непомерно большую цену. Тогда Некрасов учинил настоящую осаду. Алтуфьевские мужики не могли даже овцу выпустить со своего двоpa: вся земля вокруг принадлежала Алексею Сергеевичу.

Но упрямая сестра тем не менее не сдавалась. Она сидела в Ельце и посмеивалась над усилиями своего оборотистого братца.

И вот теперь, пользуясь присутствием высокого гостя, Алексей Сергеевич плачущим голосом упрашивал:

– Александр Петрович, ваше сиятельство! Окажите такую божескую милость. Воздействуйте своей властью.

Граф неопределенно хмыкал в ответ. Ему снова становилось досадно^ ну почему он остался здесь, в этой медвежьей берлоге? Проклятое колесо! И надо же было ему сломаться именно в этот день…

Тасуя карты, хозяин дома все бубнил и бубнил:

– И еще одно дельце имею к вам, многоуважаемый Александр Петрович. Намедни дворовый человек сбежал у меня. Псарь, Степка Петров. Давно он в мыслях имел до Санкт-Петербурга добраться. Болтал среди мужиков, что ему богом талант даден. Из глины фигуры всякие мастерит. У нас тут по соседству, в Свечкине, многие этим балуются, особливо Мишка Опекушин! [5]Вот Степка, мерзавец, у него и нахватался… Александр Петрович! Ежели он в столице обнаружится, прикажите его по этапу сюда пригнать. Да пусть всыплют ему по первое число. Век вам благодарен буду!

Чтобы отвязаться от назойливого жалобщика, граф записал просьбу в книжечку в дорогом кожаном переплете. Алексей Сергеевич сразу повеселел.

– Не о себе забочусь, о детях, – засуетился он, словно оправдываясь. – Ради них хлопочу. У меня такие, Александр Петрович, сыны растут – загляденье! На них хоть сейчас мундиры надевай. Да вот извольте сами посмотреть.

Алексей Сергеевич кинулся к двери. Резко толкнув ее, он закричал куда-то в глубину коридора:

– Эй, кто там! Андрюшку с Николкой сюда! Живей!

Прошло несколько минут. Граф небрежно потягивал мадеру из бокала, Алексей Сергеевич собирал карты со стола.

Скрипнула дверь. Робко озираясь по сторонам, е комнату вошли Коля и Андрюша.

– Вот! – торжественно загудел Алексей Сергеевич. – Герои! Богатыри! В меня пошли.

Граф милостиво похлопал детей по плечам, а Алексей Сергеевич, наполнив высокие рюмки вином, приказал:

– Пить! За здоровье их сиятельства. До дна! Чтоб ни одной капельки не оставить. Никакого зла!..

Мальчики смутились. Они неподвижно стояли посредине гостиной, не решаясь взять рюмки.

– Я кому сказал? – повысил голос Алексей Сергеевич. – А? Ну! И чтоб враз!..

Андрюша выпил не поморщившись. А Коля закашлялся, на глазах его блеснули слезы.

– Молодец! – похвалил Алексей Сергеевич Андрюшу, а Коле грубо бросил: – Лопух! С одной рюмкой не мог управиться!

Сказал – и поперхнулся: а вдруг граф примет нечаянно вырвавшееся слово «лопух» на свой счет? Ах, как он оплошал!

Но граф сделал вид, что ничего не заметил.

Алексей Сергеевич снова засуетился, приказал еще принести из погреба вина. Картежная игра и попойка возобновились.

Предоставленные самим себе, мальчики тихо сидели в углу на дырявом диване с вылезающими наружу пружинами. Андрюша дремал, а Коля исподлобья внимательно наблюдал за всем, что происходило в комнате.

Лопухов выпил более чем изрядно и насвистывал игривый мотив из модной венской оперетки. Грузно притопывая сапогами, отец пустился в пляс.

– Музыку! – загорланил он. – Музыку! Елена, ко мне!

Но Елена Андреевна не вышла на зов мужа. Она только плотнее прикрыла дверь в детскую комнату. А по дому неслось уже новое приказание:

– Послать Аграфену! Аграфену ко мне!

Ключница Аграфена (ох, как не любил ее Коля!), румяная, дебелая, в ярком цветастом сарафане, не заставила себя долго ждать. Войдя в гостиную, она томно повела плечами и поклонилась сначала гостю, а затем хозяину.