Натан Гимельфарб - Записки опального директора

В этом я смог убедиться на своём горьком опыте, когда он поддержал антисемита Лагира и оклеветал меня на всю страну с трибуны Пленума ЦК. Наверное, у меня были основания злорадствовать о случившейся трагедии, но я тяжело воспринял весть о кончине Машерова и переживал по этому случаю.

Может быть такие чувства к погибшему лидеру были вызваны тем, что о мёртвых следует вспоминать только хорошее, а возможно тем, что я уже тогда понимал: Пётр Миронович, будучи воспитанником системы, и находясь в её тисках, поступить иначе не мог. Этого ему бы не простили ни “на верху”, ни широкие слои населения, воспитанные государственным антисемитским мировоззрением.

Отец Ирочки, Андрей Дмитриевич Зуськов, был высоко эрудированным, добрым и отзывчивым человеком. Из всех наших нееврейских родственников он отличался более уважительным к нам отношением, сердечностью и отсутствием малейших признаков антисемитизма.

Учитель по призванию, он отдал лучшие годы жизни делу воспитания подрастающего поколения, а став директором школы, проработал в этой должности до самого выхода на пенсию.

Это был прекрасный семьянин, отличавшийся преданностью жене и двум своим дочерям, которых безумно любил. Семья Зуськовых жила в мире и дружбе, и служила примером в небольшом городке Ляховичи, где они прожили лучшие годы своей жизни. Девочки с детства отличались жаждой к знаниям, незаурядными способностями и радовали родителей поведением и прилежностью. После отличного окончания средней школы, дочери поступили в Минские ВУЗы и, казалось, родители могли только радоваться своему семейному счастью. Увы, как это нередко бывает в счастливых семьях, случилась беда. Жена Андрея Дмитриевича заболела неизлечимой болезнью, слегла, и вскоре умерла, оставив двух сирот на его попечение. Он окружил их теплом и заботой, создал им все необходимые условия для успешной учёбы. Только когда они закончили институты, стали специалистами и вышли в самостоятельную жизнь, Андрей Дмитриевич вышёл на пенсию и переехал в Минск. Он продал дом в Ляховичах и поделил вырученные деньги между дочерьми, чем оказал им существенную помощь в оплате первого взноса при покупке двухкомнатной кооперативной квартиры в престижном районе столицы.

Как-то случайно, в доме отдыха он встретил женщину большой души и удивительной доброты. Они поженились и поселились в однокомнатной кооперативной квартире в отдалённом микрорайоне Минска. Евдокия Антоновна была очень внимательна к мужу и они зажили спокойной, размеренной и счастливой жизнью. Ирочка и Таня радовались счастью отца и прониклись уважением к его жене. Для Алёнки она стала любимой бабушкой.

Как я уже упоминал, Андрей Дмитриевич был ярым противником отъезда наших детей на Север и прилагал много усилий, чтобы его предотвратить. Он очень любил свою маленькую внучку и боялся, что больше её не увидит.

К сожалению, его предчувствия сбылись. Зимой 1979-го года он тяжело заболел и вскоре внезапно скончался от сердечного приступа. Тяжёлым было прощание с Андреем Дмитриевичем - замечательным человеком, прекрасным отцом и любимым дедушкой нашей Алёнки.

Похоронить его решили в Ляховичах, рядом с могилой первой жены. Попрощаться с любимым учителем и великим тружеником пришли тысячи жителей районного центра, в котором прошла почти вся его жизнь. У его изголовья в скорбном молчании сидели его дочери и Евдокия Антоновна.

Каждый раз, когда мне приходилось бывать в Ляховичах, я обязательно приходил к гранитному памятнику супругам Зуськовым, чтобы почтить их светлую память.

Рождение второго ребёнка в семье Вовочки было воспринято двумя другими молодыми семьями, как призыв к действию. В конце 1983-го года Верочка объявила, что ждёт второго ребёнка. В связи с этим она отказалась от своей очереди на отдых в Ассари предстоящим летом и уступила это право семье Мишеньки, оговорив возможность поездки с нами Наташки.

Нам удалось договориться о выделении трёхкомнатного “Люкса” на ведомственной базе отдыха “Олайне” и в начале июня семья из шести человек, включая двух старших внучек, отправилась на Рижское взморье.

В том году первый летний месяц в Прибалтике оказался необычно тёплым. Стояли ясные солнечные дни и море прогрелось до 18-19 градусов. По утрам, когда все ещё спали, мы с Мишенькой отправлялись на море, где делали зарядку и купались. Он хорошо плавал и заплывал далеко. Я не поспевал за ним и очень волновался, когда сын отрывался от меня и терялся из виду. На пляже в это время всегда было безлюдно, вода по-утрам была холодной, и я боялся, что, если ему вдруг понадобится помощь, некому будет её оказать. Мишка не раз обещал не тревожить меня своими заплывами, но каждое утро всё повторялось вновь. Мне ничего не оставалось, как заплывать вместе с ним, и когда сын видел, что мне это тяжело, он возвращаля к берегу, чтобы не подвергать меня опасности. После купания мы долго гуляли по лесу и, только, когда солнце начинало припекать, возвращались домой, где всё уже было готово к завтраку.

Эти утренние часы с Мишенькой доставляли много удовольствия. Он был смелым и отчаянным, с ним было тревожно и волнительно, но вместе с тем я чувствовал себя как-то по особому легко и мне было приятно быть рядом с ним. Нам не часто удавалось это в его детстве и юности из-за моей занятости по работе, мы редко с ним встречались, когда он покинул наш дом после института, и только раз в году виделись теперь, когда он поселился на Севере. Ни раньше, ни позже я так много не общался с дорогим моему сердцу старшим сыном.

Многое было рассказано Мишеньке и о многом поведал он мне этим летом на отдыхе в Ассари. Главное, в чём я тогда пытался убедить его, была целесообразность скорейшего возвращения на “Большую землю”.

Нельзя сказать, что он не понимал моих доводов. Более того, мне даже казалось, что он с ними соглашался. Единственное, в чём мы тогда не пришли к согласию, были сроки. Я настаивал на его возвращении по истечении трёхлетнего контракта, а он просил ещё несколько лет, чтобы иметь возможность более полно реализовать свои возможности.

Не могу забыть с каким увлечением Мишенька рассказывал о своих планах на ближайшие годы. Тут было и расширение производственной базы участка, где он был единоличным хозяином, и совершенствование системы управления качеством работ, и программы обучения кадров, и многое другое. Главное, что радовало сына на Севере, было уважение начальства и подчинённых, и почти полное отсутствие антисемитизма. Ему даже казалось, что в райкоме (он был членом партии и секретарём первичной парторганизации управления) и в Главке к нему относились лучше, чем ко многим другим его коллегам по службе и общественной работе.