Натан Гимельфарб - Записки опального директора

Сенсацией явилось выступление нашей внучки Диночки, исполнившей акробатический танец. Эмоциональное исполнение, чёткое выполнение акробатических приёмов, яркий костюм и обаятельная улыбка исполнительницы произвели прекрасное впечатление и зал наградил Дину горячими аплодисментами.

Танец сменила песня. Солистка Ольга Лебедева спела русские лирические песни, тепло принятые зрителями.

И опять зазвучала музыка. Это юный пианист Гриша Рублёв подарил слушателям несколько минут удовольствия от приятной мелодии и душевного исполнения.

Дружными аплодисментами встретил зал выступление семейного трио Виндеров. Дуэт маленькой Лины и мамы-Регины в сопровождении папы-Саши исполнил две американские песни.

Первое отделение концерта завершил детский вокальный ансамбль. На чистом английском они исполнили “My country” и “До-ре-ми”. Солисткой была Маргарита Зельдина - дочь руководителя клубной самодеятельности. Дети не оставили никого равнодушным.

После перерыва выступил мужской вокальный ансамбль, который в сопровождении Жени Шусторовича на одном дыхании исполнил “В путь дорогу” и “Живёт моя отрада”, чем заслужил восторженную благодарность зрителей.

Кульминацией концертной программы стало выступление семьи Зискиных. Эмма и Семён хорошо известны в Баффало, как талантливые музыканты-профессионалы и прекрасные учителя музыки. Были исполнены “Прелюдия” Рахманинова, “Андолузик” Крейслера и “Чардаш” Монти. Восторгам зрителей не

было предела. Они долго не отпускали артистов, награждая их несмолкаемыми аплодисментами и возгласами “Браво!”.

Хорошее впечатление произвёл спортивный ритмический танец, исполненный нашими внучками - Диночкой и Анечкой. Зал горячо аплодировал им.

Тепло было принято сольное пение Эммы Зельдиной, вдохновенно исполнившей “My jewish friend”, а когда она с Беллой Меерович дуэтом пели “Hava Nagila” весь зал подпевал им.

В финале сцену вновь заполнил коллектив хора. Звучат по-английски “Somewhere, my love” из кинофильма “Доктор Живаго”, по-русски “Смуглянка” и по-еврейски “Тум-балалайка”.

Концерт завершился исполнением еврейской народной песни “Ломир але инейнем, инейнем”, в совместном исполнении всех участников клубной самодеятельности. Они взялись за руки и вместе со зрителями пели припев знакомой мелодии, зовущей к миру и дружбе между людьми.

Люди стоя долго аплодировали участникам концерта, благодарили их за доставленное удовольствие, а те, в свою очередь аплодировали зрителям за внимание, поддержку и тёплый приём. Эмме преподнесли огромный букет алых гвоздик. Много цветов вручили Жене и другим участникам концерта.

Успех был бесспорным. Это был лучший концерт клубной самодеятельности за всё время её существования. Он стал настоящим праздником и для зрителей, и для участников.

Телерепортаж о концерте был показан по телевидению. О нём писали газеты. Было много восторженных отзывов членов клуба и зрителей. Наша любимая учительница английского Kathy Crotty в интервью ведущему 4-й программы телевидения Rich Newberg’у со слезами на глазах сказала: “Я потрясена тем, что увидела и услышала на концерте. С этого вечера я стану страстной поклонницей самодеятельности “Русского клуба” и буду с нетерпением ждать её новых выступлений”. На следующий день, перед началом занятий в нашей школе, она большими буквами написала мелом на классной доске: “Wonderful!”.

На нашу бывшую родину мы звонили довольно часто. Международные телефонные разговоры составляли значительную часть нашего семейного бюджета,

примерно такую же, как расходы на питание или на оплату стоимости апартмента. Можно было только удивляться тому, что предельно экономная во всём Анечка, которая даже тетради и карандаши покупала нам только со скидкой (на сейле), позволяла себе не реже двух-трёх раз в месяц набирать телефоны Иринки и Полечки, чтобы узнать о здоровье и приготовлениях к отъезду. Особенно частыми эти разговоры стали после интервью в американском посольстве и получения ими статуса беженцев. Звонила она порой и Боре в Одессу, а позднее в Дюссельдорф, куда они с Люсей уехали незадолго после нашего отъезда, и Фанечке в Ленинград, и другим нашим родственникам и друзьям в республики СНГ, но это случалось не так часто и стоило не так дорого, так как разговоры те продолжались считанные минуты и состояли из одних приветствий, сочувствий и пожеланий.

Несмотря на то, что к звонкам в Ейск и Минск мы тщательно готовились, заранее составляли вопросник и максимально старались сократить время разговоров, ежемесячные телефонные биллы редко были двузначными.

По состоянию готовности первой должна была приехать Полечка. Было решено, что она поживёт какое-то время с нами, пока не получит субсидированную квартиру. На это обычно уходит около года и этот период считается наиболее трудным временем для всех иммигрантов. Самая дешёвая квартира в нашем районе тогда стоила не менее четырёхсот долларов, а с учётом коммунальных услуг на это уходила вся сумма получаемого пособия. Для Полечки закупили на сейлах посуду, домашнюю утварь, кое-что из одежды и обуви.

Приезд Иринки с нашими внуками ожидался позднее. Как мы тогда полагали, к этому времени должны были решиться вопросы обустройства Полечки и можно было бы уделить должное внимание приёму невестки с внуками.

Однако весь этот расклад внезапно нарушила Алёнка. В одном из телефонных разговоров в конце ноября она с дрожью в голосе стала умолять нас принять её одну, и немедленно. Разобраться полностью в причинах, побудивших нашу внучку принять такое решение, мы так и не смогли, но поняли одно, что им с Витей, ставшим недавно её мужем, просто негде жить. Снять комнату на стипендию невозможно, а оставаться в одной квартире с родителями они больше не могли.

Как ни пытались мы уговорить внучку повременить с отъездом, она продолжала настаивать на своём, заявляя, что в случае нашего отказа, они с Витей останутся навсегда в Минске.

Трудно было с ходу принять решение. Жаль было Алёнку. Мы понимали, что если она решилась оставить маму и Андрюшку, с которыми никогда не расставалась дольше, чем на время школьных каникул, то на это у неё были веские причины, но разум подсказывал, что соглашаться с её предложением нельзя. Вместе, одной семьёй, им легче было бы преодолеть проблемы переезда и обустройства на новом месте. Они могли бы, как и другие беженцы, безбедно прожить первое время и Алёнка смогла бы продолжить занятия в университете. Мы сознавали, что одной ей здесь будет очень трудно, а об учёбе придётся на какое-то время забыть. Пособие вэлферщиков-одиночек таких возможностей не обеспечивает и им нужно с первых же дней искать работу. Долго находиться с нами в одной квартире она не могла, так как это не предусмотрено условиями договора о ренте. Предстояло немало и других трудностей.