Натан Гимельфарб - Записки опального директора

У Алёнки со школьного возраста, а может и того раньше, уже были свои собственные взгляды на жизнь, своё отношение к происходящим в ней событиям и окружающим её людям, своя философия, которой она руководствовалась. Не всегда они сочетались с существующими нормами и правилами, с мнением “большинства”, с установившимися традициями и нередко осуждались не только её сверстниками, а и любящими её родными и близкими, но заставить нашу внучку от них отказаться, послушаться добрых советов было нелегко даже родителям, которые для этого, порой, были вынуждены прибегать и к мерам принуждения.

Мы же такими приёмами никогда не пользовались не только потому, что имели на то меньше прав, а главным образом потому, что силы воли не хватало и проявляли слабость из-за слепой любви к ней. Единственное, что мы могли себе позволить, только обижаться на свою внучку. Но и этим пользовались редко. Раньше забывал обиды я, но и бабушка, которая в таких случаях была более принципиальна, долго зла не держала.

Именно эти особенности Алёнкиного характера больше всего волновали нас сейчас, когда мы взяли на себя ответственность стать её спонсорами вдали от Родины, в доброй, но такой необычной Америке.

Встречать самолёт наша большая мишпуха прибыла в аэропорт почти в полном составе. Лайнер произвёл посадку вовремя и в толпе прибывших пассажиров одной из первых показалась Алёнка. Её нельзя было ни с кем спутать, так как она была ниже всех и казалась совсем ребёнком. Твёрдой походкой, подчёркивающей

свою самостоятельность и независимость, наша внучка двигалась к нам, как будто не на другой конец земли прибыла, а возвращалась из пионерского лагеря, после школьных каникул. Гостья поначалу казалась более спокойной, чем встречающие. Однако наши объятия, поцелуи и восторги не оставили её равнодушной, она поддалась эмоциям встречи и визжала от радости больше других.

Через полчаса два автомобиля, до предела груженных людьми и багажем, остановились возле нашего дома на улице Robin Road. Звоном хрустальных бокалов, заполненных шампанским, было отмечено прибытие Алёнки в Америку.

После памятных заседаний правления “Русского клуба”, на которых было осуждено поведение Малкина и принят сценарий проведения вечера, посвящённого 50 летию Победы, предложенный Цыпенюком, в клубе уже не было того единства и сплочённости, которыми он отличался в первый год своего существования. Из общества друзей и единомышленников, созданного на идеях благородства, взаимоуважения, бескорыстия он всё более становился похожим на дискуссионный клуб с критикой снизу и борьбой мнений, в нём всё отчётливее стали проявляться до боли знакомые черты общественных организаций, действовавших на нашей бывшей родине.

В числено возросшем правлении, насчитывающем около двадцати человек, стали разворачиваться многочасовые дебаты и оно стало трудно управляемым. Отдельные его члены всё чаще стали выражать недовольство стилем и методами работы президента, обвиняя его в самоуправстве и диктаторстве. У них нашлись сторонники и среди рядовых членов клуба.

Во главе недовольных был Аркадий Цыпенюк - человек эрудированный, высокообразованный, всю жизнь отслуживший на лоне культуры. Его богатый жизненный опыт, знания и способности могли быть весьма полезными в клубной работе и потому отношение к нему президента и членов правления поначалу было в высшей степени уважительное. Тому способствовал и почтенный возраст - ему было около восьмидесяти. Аркадию поручили чтение лекций по истории кино, его ввели в состав редколлегии.

Первые выступления Цыпенюка на воскресных встречах членов клуба, его стихи и фельетоны в клубной газете были с интересом восприняты слушателями и

читателями, получили высокую оценку правления. Президент Шусторович был к нему предельно внимателен и оказывал Аркадию всемерную помощь. Поначалу он всё это благодарно принимал, но по мере расширения сферы его участия в различных клубных мероприятиях, Цыпенюк стал терять меру скромности, тактичности и вежливости. Он часто нарушал регламент при чтении лекций (вместо отведенных 30-45 минут они продолжались более двух часов), чем срывались другие плановые мероприятия, проявлял грубость при проведении репетиций, неуважительно относился к президенту клуба.

Эти и другие нарушения принятых в клубе правил поведения тогда ещё не казались серьёзными и могли быть легко изжиты, если бы Аркадий внял советам президента и сделал для себя должные выводы. Однако, его реакция на замечания была чаще отрицательной. Взаимоотношения Цыпенюка с Шусторовичем становились всё более неприязненными и со временем переросли в открыто враждебные. Аркадий искал любой повод скомпрометировать Женю. Он обвинял его в апартеиде, узурпации власти, публично навешивал на него обидные и оскорбительные эпитеты.

На одном из заседаний редколлегии, в котором мне довелось участвовать, Цыпенюк не только резко критиковал президента за “гнёт цензуры”, но и призывал к открытой конфронтации с ним и выходу из его подчинения.

Идеи “свободы и демократии”, которые проповедовал Аркадий, нашли поддержку у некоторых членов правления, которые вслед за ним заявляли: “Мы в свободной стране и вольны делать всё чего желаем”.

Не осознав ещё в полной мере степень опасности, которую таила в себе небольшая группа возмутителей спокойствия, руководство клуба терпеливо им разъясняло, что свобода имеет свои границы и делать всё, что тебе угодно, можно только у себя дома и то в пределах рамок общепринятых норм морали и уважения к другим членам своего семейства. Даже в Америке, самой демократической стране, существуют жёсткие нормы поведения на работе и в общественных местах. По крайней мере грубость, нарушение правил общения, законов и уставных требований и здесь никому не дозволено.

К сожалению, “идеи” оппозиции оказались заразительными. Недовольство стилем работы президента стали выражать редактор газеты Шапиро, клубные

активисты Гальперина, Юзбашева, Сегал. Они упрекали Шусторовича в нарушении демократии и диктаторстве.

Хоть группа недовольных была ещё малочисленной и их поимённо можно было сосчитать на пальцах одной руки, они уже представляли серьёзную опасность единству клуба. Это были высокообразованные, эрудированные люди. Их знания, способности, опыт президент высоко ценил и по его желанию они в своё время были введены в состав правления.

Критикуя действующий в клубе порядок и стиль работы правления, они, наверное, сравнивали их с практикой работы общественных организаций на нашей бывшей родине, где практиковались бесконечные дискуссии и все решения принимались большинством голосов.