Натан Гимельфарб - Записки опального директора

В то время модной была джазовая музыка и мы имели возможность побывать на концертах эстрадных оркестров Украины, Белоруссии и Москвы. Мне никогда раньше не приходилось видеть и слушать концерты такого уровня, я не представлял себе до этого, что они могут доставлять такое эстетическое наслаждение.

По выходным дням, а нередко и после вечерних представлений в клубе, мы собирались вместе на одной из наших квартир, где обменивались новостями, обсуждали возникающие проблемы и просто общались. Женщины угощали нас вкусными блюдами, мы слушали грамзаписи, а иногда и сами пели. Я без труда подбирал все известные мелодии на мандолине, которую мне подарили в клубе, а Лида Смыкова играла на гитаре. Нам было хорошо в своей компании и мы не искали другого общества.

Валентин Иванович, директор клуба, был доволен моей работой и часто высказывал похвалу в мой адрес. Он всё больше уговаривал меня остаться в клубе до конца войны и обещал помочь с заочной учёбой в университете.

Война в Прохладной почти не чувствовалась. После прошлогодней неудачной попытки с ходу взять Грозный и Моздок, чтобы отрезать Баку от центра, немцы не предпринимали здесь более активных действий. Все их силы тогда были сосредоточены на Сталинградском направлении. Даже воздушные тревоги здесь объявлялись редко, а бомбёжек совсем не было. Меньше чем в других местах чувствовался и недостаток продуктов. При каждом доме были приусадебные участки, которые обеспечивали в достатке картофелем и овощами. Большинство жителей имели корову и держали свиней. На рынке было изобилие фруктов по довольно низким ценам.

Разгром немцев под Москвой вернул людям веру в мощь нашей Армии и надежду на скорое окончание войны. Обстановка в городе была сравнительно спокойной и ничто не предвещало какой-нибудь реальной опасности.

Надежда Васильевна относилась ко мне по-матерински тепло. Она звала меня Толичек, как и погибшего своего сына, и я постоянно чувствовал её заботу и внимание. Наверное, у неё была потребность отдавать кому-то свою не растраченную материнскую любовь. Когда я начинал разговор о возвращении в Баку, она со слезами на глазах просила меня забыть об этих своих намерениях.

-Чем тебе плохо у нас? - повторяла она часто.

Мне иногда даже казалось, что она затаила обиду за мою неблагодарность и непонимание её материнских чувств. Становилось совестно и я старался реже возвращаться к этой теме.

Как-то Лида Смыкова завела осторожный разговор о возможности остаться в Прохладной. Кроме доводов которые приводили Валентин Иванович и Надежда Васильевна, она сослалась на привязанность ко мне Николая Павловича, который здесь фактически вернулся к полнокровной жизни. Она боялась даже намекнуть ему на возможность моего отъезда, ибо знала как это пагубно может на него воздействовать.

У меня самого всё чаще стали возникать сомнения в целесообразности моего возвращения в Баку, где меня определённо ждали все старые проблемы. Самая главная из них, конечно, была необходимость выяснения отношений с Аннушкой. Я понимал, что должен оставить её и не быть больше помехой для её счастья.

Медленно, но верно я всё более склонялся к мысли остаться пока в Прохладной. Эта мысль, наконец, привела к окончательному решению, которое с радостью было одобрено Валентином Ивановичем, Надеждой Васильевной и моими друзьями.

Моё письменное заявление военкому Абдулаеву было коротким и убедительным. К нему я приложил письмо с душевной благодарностью за доброе ко мне отношение.

Письмо же Аннушке я так и не сумел написать. Времени и бумаги на это я потратил много, но, в конечном итоге, всё моё сочинение оказалось в урне, так как нужных слов я подобрать не сумел. Я отправил ей короткую записку, где искренне заверил, что сохраню на всю жизнь её чистый и светлый образ и никогда не забуду того, что она для меня сделала.

По истечении нескольких десятков лет, могу сказать, что это обещание я держу и сегодня.

Со временем я всё больше убеждался в том, что моё решение остаться в Прохладной было правильным. Я чувствовал себя непринуждённо, легко и свободно на работе и дома. Даже в городе, где меня все уже хорошо знали, я забывал о своей инвалидности и физической неполноценности. Я снял повязку с глаза, которую постоянно носил в Баку, и меньше, чем раньше, стеснялся своего увечья и шрамов, изуродовавших моё лицо.

Работал теперь с ещё большим усердием и это отмечалось не только моим непосредственным руководителем, Валентином Ивановичем, но и политотделом отделения дороги, райкомом партии и райпрофсожем. Я получил несколько премий. В городской газете появилась хвалебная статья под заголовком «Слагаемые успеха». Там, как всегда в таких случаях, многое было приукрашено и преувеличено, но мне было приятно, что мои старания не остались незамеченными, а главное, появилась уверенность, что я смогу стать полноценным работником, несмотря на увечья.

Мои отношения с Николаем Павловичем и Васей стали ещё более близкими и дружественными. Я старался быть полезным в домашнем хозяйстве и Надежда Васильевна отзывалась на это ещё большей теплотой и вниманием ко мне.

После некоторого перерыва я получил долгожданное письмо от Сёмы, в котором он писал, что ему присвоили звание старшего лейтенанта и наградили медалью «За боевые заслуги». Тогда ещё орденами и медалями награждали редко. Имела также значение национальность. В первую очередь старались награждать солдат и офицеров коренных национальностей. Кроме русских награждали также украинцев, белорусов и представителей других братских народов. Об их подвигах писали центральные и местные газеты, говорили по радио. Евреев же награждали за отвагу, мужество или боевые заслуги, которые были настолько очевидны, что не могли быть незамеченными командованием. В таких случаях их представляли к каким-то наградам, но об этом почти никогда не писали в газетах. Там говорилось о подвигах сынов русского, белорусского, грузинского или даже татарского народа, но никогда не упоминались сыновья еврейского народа.

С учётом этого можно было догадаться, что воюет Сёма храбро. Зная характер своего брата, я не сомневался в этом и до награждения его боевой медалью.

Я поздравил Сёму с повышением в звании, с правительственной наградой и подробно написал о своей жизни и работе в Прохладной.

Николай Павлович, Вася и я были прикреплены к базе отдела рабочего снабжения железной дороги, где не только отоваривали свои продовольственные карточки продуктами отменного качества, но и получали сверх этого много дефицитных товаров, наравне с партийной и хозяйственной элитой города.

Мне порой даже не верилось, что так всё и будет продолжаться. Одолевало предчувствие чего-то недоброго. Для этого были веские основания. Шла война. Во многих районах страны люди жили впроголодь, получая мизерные пайки по карточкам, которые отоваривались часто продуктами низкого качества.