Вольфганг Акунов - КРЕСТ И ЗВЕЗДА ГЕНЕРАЛА КРАСНОВА ИЛИ ПЕРОМ И ШАШКОЙ

В то же время доктор Гильберт всерьез предлагал выдвинуть против Штрейхера, к примеру, обвинение в «предательстве германской молодежи» — не в последнюю очередь, потому, что один из обвиняемых, бывший глава молодежной организации НСДАП — «Гитлеровской молодежи» («Гитлерюгенд») и гауляйтер Вены Бальдур фон Ширах заявил на суде, что во всплеске антисемитизма в Германии, в котором обвинялся в первую очередь издаваемый Штрайхером еженедельник «Дер Штюрмер», в действительности была гораздо больше повинна книга американского «автомобильного короля» Генри Форда «Вечный жид» (известная также под названием «Иуда сквозь эпохи», а в русском переводе как «Международное еврейство»), издававшаяся многомиллионными тиражами по всему миру (кроме единственных в описываемое время «политкорректных» стран — СССР и Монгольской Народной Республики).

Между тем, Генри Форд на момент Нюрнбергского процесса был еще жив, вполне здоров, а скандальное судебное разбирательство по поводу его юдофобской книги было еще впереди. Судья Паркер подчеркивал, что «Штрейхер вообще не имеет никакого отношения ни к заговору (с целью захвата Европы и мира, как гласил один из главных пунктов обвинения — В.А.), «ни вообще к какому бы то ни было планированию».

Тем не менее, все судьи были едины в стремлении повесить Юлиуса Штрейхера во что бы то ни стало — причем все равно, за что. Лишь бы повесить. Но, поскольку для этого необходимо было все же вынести по пунктам конкретный приговор с указанием вины, за которую бывший гауляйтер Франконии будет отправлен на виселицу, между представителями обвинения постоянно возникали серьезные разногласия.

Предлагалось, например, признавать подсудимых виновными и определять тяжесть их вины и суровость приговора в соответствии с положением и должностями, занимаемыми теми в прошлом. Так, советский обвинитель Волчков заявил, что «Штрейхер был близко связан с Гитлером лично» — это представлялось ему достаточно веской причиной для отправки экс-гауляйтера на виселицу. На это судья Биддл возразил, что ему кажется нелепым считать какого-то «мелкого ненавистника евреев заговорщиком» на основании лишь того, что он был личным другом Гитлера, или гауляйтером, или нацистом.

Тем не менее, в конце концов, Штрейхер был признан виновным по пунктам 1 и 4 и приговорен к повешению вместе с Герингом, фон Риббентропом, Кейтелем, Кальтенбруннером, Борманом (приговоренным к смерти заочно), Розенбергом, Йодлем, Франком, Фриком, Заукелем и Зейс-Инквартом.

Совершенно спокойно выслушав вынесенный ему приговор, Юлийс Штрейхер твердо и наотрез отказался ходатайствовать перед судом о помиловании. Видимо, в наказание за очередное проявление «строптивости», выразившееся на этот раз в категорическом отказе от подачи апелляции, тюремщики отнеслись к нему наименее снисходительно, по сравнению со всеми другими приговоренными. Его старший сын, бывший офицер «Люфтваффе», и жена Штрейхера Адель были допущены на последнее свидание с приговоренным перед казнью всего лишь на сорок пять минут.

В одной из своих последних бесед Штрейхер, между прочим, упомянул о своем заклятом враге — шефе Нюрнбергской полиции Бенно Мартине, который пытался уйти от ответственности, утверждая, что в действительности являлся глубоко законспирированным участником антигитлеровского Сопротивления. «Да если бы я лишь раскрыл рот по поводу Мартина», — многозначительно намекнул Штрейхер, — ему тоже пришлось бы совершить «прыжок в высоту».

«Франкенфюрер» подчеркнул, что первоначально обдумывал возможность самоубийства, однако затем отказался от этой мысли, решив, что гораздо важнее заявить на суде о том, почему он так настойчиво боролся против иудеев. Он до самого конца так и не изменил своего мнения о них в лучшую сторону, и менее всего — здесь, во время Нюрнбергского процесса, который от начала до конца считал окончательным подтверждением всего того, что он всегда думал и говорил об иудеях.

При прощании с сыном, Штрейхер заверил его, что даже у подножия виселицы не преминет еще раз публично присягнуть на верность Адольфу Гитлеру, а напоследок убежденно произнес: «Геринг, Кейтель и Йодль — все они умрут также достойно, как и подобает мужчинам!».

Как известно, имперскому маршалу Герману Герингу удалось избежать позорной смерти в петле, приняв яд, тайно переданный ему в камеру неизвестно кем. Встревоженные самоубийством главного обвиняемого, генералы-члены Четырехсторонней комиссии по приведению казни в исполнение — приказали тюремщикам завернуть всем осужденным, остававшимся пока что в живых, руки за спину и сковать их в таком положении стальными наручниками. Наручники было приказано расстегнуть и снять их с осужденных лишь после прибытия на место казни, после чего немедленно заменить их прочными шелковыми шнурками, которые предполагалось развязать лишь за считанные секунды перед тем, как опора уйдет из-под ног стоящего под виселицей осужденного и веревочная петля затянется у него на шее.

Десятерых осужденных доставили из камеры смертников в помещение для казни по одному, неся их с четырех сторон за руки и за ноги лицом вниз. При этом американские палачи, по воспоминаниям очевидцев, проявили гораздо большую нервозность, чем те, кого они собирались казнить. Избежавший виселицы фельдмаршал Мильх записал в своем дневнике «по свежим следам», через несколько часов после казни: «Каждый из них принял свою смерть очень храбро. Один ами сказал о них: «У них в жилах лед вместо крови».

Последними словами осужденного Йоахима фон Риббентропа были: «Да хранит Господь Германию, и да будет Он милостив к моей душе. Мое последнее желание — объединенная Германия, взаимопонимание между Востоком и Западом и мир во всем мире».

Фельдмаршал Кейтель сказал перед смертью: «Более двух миллионов германских солдат умерли за свое Отечество. Теперь и я отправляюсь вслед за ними и за моими сыновьями, отдавшими все за Германию!».

Заукель произнес: «Я умираю невиновным. Да хранит господь Германию и да возвратит Он ей былое величие!».

Йодль был краток: «Приветствую тебя, моя Германия!».

Осужденные Фрик и Розенберг взошли на виселицу безропотно и встретили смерть в полном молчании.

Ганс Франк нашел в себе мужество для тонкой издевки, ограничившись выражением искренней благодарности за ту доброту, с которой с ним обращались тюремные надзиратели.

Зейс-Инкварт, как бывший юрист, был более многословен: «Надеюсь, эта казнь явится финальным актом в трагедии под названием «Вторая мировая война», и люди извлекут из этого примера должный урок для того, чтобы восстановить истинное взаимопонимание между всеми народами. Я верю в Германию!».