Анри Труайя - Александр Дюма

Некстати прибывший во Франкфурт Жерар де Нерваль разрушил очарование идиллического адюльтера. У него к тому времени созрел замысел нового произведения, над которым он намеревался работать совместно с Дюма: «Иллюминаты». Так, объяснил он, называлось тайное общество студентов, в свое время хотевших избавить Германию от иностранных влияний и объединить ее в большую империю-завоевательницу. Самым пламенным из этих заговорщиков был Карл Занд, казненный в 1820 году в Мангейме после убийства писателя Коцебу, царского шпиона. Напоминание о совсем недавних исторических событиях, происходивших на фоне разгулявшегося фанатизма и пролития крови, волновало Александра. Он решил отправиться в Мангейм, на место действия, чтобы собрать там необходимые для работы над пьесой материалы. Жерар де Нерваль должен был помогать ему в исследованиях, а Ида – служить им переводчицей. Октавия Дюран, заявившая, что ей тоже любопытно поучаствовать в наполовину полицейском, наполовину литературном расследовании, решила отправиться вместе с ними. Присоединился и ее незадачливый воздыхатель, несчастный Вейль, который неизменно следовал за Октавией по пятам в надежде на нечаянную милость.

В Мангейме путешественники посетили дом Коцебу, молча постояли в комнате, где он был заколот кинжалом и где Карл Занд попытался покончить с собой, чтобы избежать правосудия, после чего отправились почтительной группкой на Sandhimmelfahrtwiese – тот ставший священным луг, где молодой патриот был обезглавлен и откуда его душа унеслась в преисподнюю, уготованную мученикам.

Там Александр и его друзья встретились с директором тюрьмы, который хорошо знал Занда, присутствовал при его казни и говорил о нем как о студенте-идеалисте с нежным сердцем и решительным умом. Директор тюрьмы показал Дюма кое-какие оставшиеся в его распоряжении официальные документы и позволил снять копии с писем, написанных осужденным незадолго до того, как он взошел на эшафот. Затем пятеро исследователей, довольные урожаем сведений, которые им удалось собрать, вернулись в гостиницу и отпраздновали свои открытия роскошным ужином. Вот только обстановка во время ужина была непростой. Ида краешком глаза присматривала за любовником, который то и дело поглядывал на Октавию, а Вейль молча страдал, подмечая, какими заговорщическими взглядами обменивается с Александром его кумир. Один только Жерар де Нерваль пребывал в полнейшем душевном равновесии и думал лишь о том, чтобы повкуснее поесть и побольше выпить. Его возлюбленная, Женни Колон, только что вышла замуж, он был свободен и почти вдов.

Едва встав из-за стола, сотрапезники расстались. Ида и Александр занимали соседний с Нервалем номер. Около полуночи Дюма встал с постели и в одной рубашке направился к двери, ведущей в коридор. «Ты куда?» – окликнула его мгновенно проснувшаяся Ида. Дюма, успевший распахнуть дверь, рухнул на пол и простонал, что у него страшно болит живот. Прибежавший на шум Жерар помог Иде поднять больного и довести его, скулящего и едва держащегося на ногах, до расположенного на том же этаже отхожего места. Едва они разошлись по своим комнатам, Александр, не испытывавший ни малейшего недомогания, тихонько выскользнул из уборной и неслышными шагами направился к двери Октавии, которую та оставила незапертой в ожидании этого любовного посещения. Но несчастный Вейль все слышал, обо всем догадался, все перетерпел, а затем рассказал обо всем в своих мемуарах. [68]Вернувшись в постель, Александр заверил Иду в том, что получил облегчение, но не сказал, ни где, ни каким образом.

На следующее после этой полной обманов ночи утро все они, в том же составе, отправились к палачу Видеманну. Но оказалось, что Карла Занда казнил не он, а его отец, ему самому в то время было всего четырнадцать лет, и у него об этом сохранились довольно смутные воспоминания. Тем не менее Видеманн показал меч, которым была отсечена голова осужденного: ржавые пятна, видневшиеся на лезвии, оставила, по его словам, кровь жертвы, и его отец отказался смыть эти пятна из преданности благородному делу Германии. Александр не поверил ни единому слову из всей этой истории и удивился тому, что встретил враля еще более ловкого, чем он сам. В завершение паломничества он вместе с друзьями отправился на кладбище, где рядом лежали национальный герой и шпион, продавшийся русским. На могиле Карла Занда росла дикая слива. Александр философски отломил веточку деревца, сорвал побег плюща, обвивавшего памятник Коцебу, и, зажав то и другое вместе в руке, унес с собой.

Закончив свои изыскания, путешественники в меланхолическом настроении вернулись во Франкфурт. Александру больше нечего было делать в Германии, тогда как в Париже его ждала сотня планов. Конечно, ему грустно было расставаться с нежной и чувственной Октавией, ее столь покладистым мужем и славным Вейлем, который так скромно прикрывал преступную любовь жены начальника с приезжим писателем. Прощаясь и поочередно заключая всех троих в объятия, Александр клялся, что вскоре позовет их в Париж. Как ни странно, в виде исключения он сдержал слово, и годом позже они приехали во Францию. Более того, именно благодаря его стараниям Шарль Дюран получит должность главного редактора «Капитолия», французской газеты, которую, как поговаривали, субсидировала Россия, Вейль последует во Францию за своим начальником… а Октавия еще не раз найдет способ отблагодарить Дюма за внимание, которое он продолжает оказывать ее семье. Что же касается Иды, то она про себя думала, что это небольшое германское приключение не слишком затронуло ее связь с Александром и в конце концов она поступила правильно, закрыв глаза на очередной адюльтер.

Вернувшись в Париж 2 октября 1838 года, Дюма немедленно занялся обработкой собранных им в Германии материалов. Прокрутив так и этак в голове историю Занда и Коцебу, он решил использовать ее очень свободно для того, чтобы написать пьесу о выдуманном им «иллюминате» по имени Лео Бурхарт (его именем и называлась пьеса). Интрига предполагалась такая: Лео Бурхарт, заняв должность премьер-министра в неком германском княжестве, внезапно сознает, что совершил ошибку, когда метил так высоко, поскольку ничто так не развращает человеческую душу, как неумеренное употребление власти. Как обычно, Жерар и Александр поделили между собой работу: четыре акта должен был написать Дюма, два – Нерваль. Пьеса была написана, однако, укороченная до пяти актов, переделанная и подписанная одним Дюма, она будет поставлена на сцене театра «Порт-Сен-Мартен» лишь много позже. Что же касается отдельного издания, то здесь пьесу сопровождал написанный тем же автором очерк, посвященный тайным обществам Германии. Таким образом, ничего из собранных во Франкфурте и Мангейме материалов не пропало даром. Естественно: когда Дюма брался работать над каким-нибудь сюжетом, он использовал материал по максимуму, подбирая все до последней крошки.