Анри Труайя - Павел Первый

В час ночи, невзирая на ненастную погоду, главные участники заговора, разбившись на небольшие группы, собрались у командующего Преображенским полком генерала Талызина. Он занимал роскошные апартаменты в казармах, смежных с Зимним дворцом. В передней лакеи забирают у вновь прибывших сообщников их плащи и треуголки, растирают им руки, закостеневшие от холода. Затем приглашают подняться по парадной лестнице наверх и пройти в салон, ярко освещенный блестящими люстрами, но окна которого были на всякий случай плотно зашторены портьерами. Блеск и золото эполетов, аксельбантов, орденских знаков, галунов – присутствующие во всем своем великолепии представляли различные рода войск императорской армии. Конногвардейцы, гренадеры, артиллеристы, представители всех полков Санкт-Петербургского гарнизона были делегированы лучшими офицерами для участия в этом заговоре. Шампанское щедрой рекой разливается по бокалам. Легкое опьянение подрумянило лица и оживило голоса. Уже в сотый раз был провозглашен тост за будущего монарха, которого пока еще никто не осмеливается назвать по имени, однако каждый из них понимал, о ком идет речь. Братья Зубовы тщательно отслеживают последние новости. Согласно этой информации, Аракчеев, которого Павел срочно вызвал из своего заточения, задержан по приказу Палена на подступах к городу. И теперь он не в силах сорвать намеченную операцию. Настал момент сделать последнее усилие. Что же еще их ожидает впереди?

Неожиданно двустворчатая дверь распахнулась, и в ней появился Пален в сопровождении генерала Беннигсена. Их почтительно окружают. Пален сразу же объявляет: «Мы здесь среди своих, господа, мы понимаем друг друга. Готовы ли вы? Мы выпьем сейчас за здоровье нового государя. Царствование Павла I завершилось! Нас ведет не дух мщения, нет! Мы хотим покончить с неслыханными унижениями и позором нашего Отечества. Мы – древние римляне. Нам известен смысл мартовских ид… Все предосторожности приняты. Нас поддерживают два гвардейских полка и полк великого князя Александра». В паузе между двумя этими фразами один из присутствующих подвыпившим голосом задал вопрос, который вертелся на устах у всех: «А что, если тиран окажет сопротивление?» Ничуть не растерявшись, Пален отвечает: «Вы все знаете, господа: не разбив яиц, омлет не приготовить». Поскольку никто из присутствующих не возражал против подобного замечания, Пален приступил к практическому инструктажу действий. Присутствующие офицеры были разбиты на две группы: одну из них возглавил сам Пален, другую – Платон Зубов и Беннигсен. Передовые отряды Семеновского и Преображенского полков, выдержав паузу, покинули свои казармы и направились к Михайловскому замку, будучи уверены, что идут его охранять. Никто им не объяснял до соответствующего момента, что именно им необходимо будет делать.

Стояла промозглая ночь, сырость, к которой примешивались порывы снега и дождя. Ритмичный шаг солдат глухо отдавался на улицах города, между домов, во всех окнах, в которых уже не было света. Не ожидая потрясений, которые им были уготованы, все добропорядочные люди Санкт-Петербурга, как и во всей империи Павла I, уже спали. Доносившийся со стороны Марсова поля шум марширующих сапог растревожил стаю ворон, которая с криком слетела с насиженных на крестах мест. Ропот поднялся и среди гренадеров. Возможно, сказалось их суеверие? Полковник, который вел этих солдат, прикрикнул: «Что ж это вы, соколы, перед французами не дрогнули, а каких-то ворон испугались?» И, тем не менее, ему показалось, что беспокойство людей не исчезло. Причиной тому были, конечно, не вороны, которые, всполошась, нагнали на них страху, а загадочное состояние их командиров. Вне сомнения, что кто-то из них догадывался о затевавшемся темном деле. Прибыв к ограде Михайловского замка, Платон Зубов и Беннигсен обнаружили, что Пален и его солдаты еще не подошли на место встречи. Не могли ли их перехватить и обезоружить по дороге? Надежда на успех повисла на волоске. Каждая потерянная минута была на пользу противнику. По приказанию своего командира гренадеры Семеновского полка взяли в кольцо огромное здание, которое всей своей массивностью возвышалось во мраке ночи. Братья Зубовы и Беннигсен в сопровождении нескольких офицеров направились к боковому подъемному мосту и назвали пароль часовому, пособничество которого было ими заранее куплено. Тут же подъемный мост бесшумно опустился, позволив заговорщикам проникнуть за ограду. Затем, крадучись, они добираются до места, согласно изученному заранее маршруту, поднимаются через черный ход по узкой винтовой лестнице на второй этаж, проходят к библиотеке, служившей прихожей к апартаментам императора. Вместо караула конногвардейцев, которых Павел умудрился отослать, там находились только два сонных лакея, одетых в форму гусаров. При появлении неожиданных визитеров один из них поднимает крик, но тут же, сраженный ударом сабли, падает ниц. Другой же, легко раненный, перепугавшись, спасается бегством.

Эта потасовка за перегородкой разбудила Павла. Очнувшись ото сна, он лихорадочно думает о спасении от опасности, которая ему угрожает. Но куда податься? Спрятаться! Но как? Ему приходит мысль укрыться у своей жены. К несчастью, она имела привычку забаррикадироваться в своей комнате с тех пор, как они окончательно прекратили свои сексуальные отношения. Ну а если он сам и закрыл на ключ другую дверь, которая выходила в прихожую, то, как он прекрасно понимал, ее можно было выбить одним ударом плеча. Охваченный паникой, он бросается под кровать, проскальзывает за ширму с испанскими миниатюрами, установленную перед камином, прячется за этим тонким экраном, втягивает голову в плечи и просит Бога не забыть о нем. Биение его сердца создает шум, который сотрясает весь дом. Без сомнения, в этот миг в его уме возникло видение Великого Петра, которое явилось ему некогда на Сенатской площади. Он вспомнил пророческие слова этого образа: «Бедный Павел! Я хочу, чтобы ты не был так привязан к этому миру, потому что ты не будешь там долго находиться». И то, что особо повергло его в отчаяние, – это мысль о том, что он не заслуживает такого жалкого конца. Может, все-таки не все еще потеряно? Возможно, если он все-таки появится перед своими судьями и если объяснит глупость их поступка, если повинится перед ними, то он сумеет их уговорить? Нет, они не будут его слушать, как прежде он сам не слушал своих жертв, когда они пытались ему доказать свою преданность. Сидя за ширмой, он уже не мог совладать со своими нервами и здраво мыслить. Эти шельмецы в галунах, неистовствуя и крича, используют любую возможность для того, чтобы его разыскать, где бы он ни был.